Эмма подошла к нему и тихо сказала:
– Я пришла.
Он её узнал только по голосу и её манере подхватывать Кима под руку.
Ким молча повёл её в кабинку, где уже был накрыт столик. Из горячительного стояла любимая Кимом бутылка кагора и холодная закуска.
– Может горячее, что заказать? – спросил Ким.
– Я только что позавтракала, – вежливо отказалась Эмма.
– Ты зачем перекрасила волосы, – спросил Ким, когда они уселись за стол.
– Так будет лучше для тебя,– коротко пояснила Эмма.
– О чём ты хотела поговорить? – пропустив мимо ушей её ответ, начал разговор Ким.
– Я хотела тебе сказать, чтобы ты больше не приносил нам деньги. Я сейчас работаю помощником главного бухгалтера, и денег нам с дочерью хватает.
– Могла бы и по телефону это сказать… Я открою счёт на дочь и буду его пополнять до её совершеннолетия, а там она сама пусть решит; брать деньги или нет. – Раздражённо нелюбезно ответил Ким, разливая в фужеры кагор. – Я тоже хочу с тобой поговорить… Давай выпьем за наше благоразумие.
В этот момент у Кима зазвонил телефон. Он вынул его из бокового кармана и извиняющимся голосом сказал:
– Я сейчас, – вышел из кабинки.
Эмма выхватила из кармана своего пиджака заветную бутылочку, и всё содержимое высыпала ему в фужер. Порошок медленно стал растворяться, и вскоре вино поглотило его без остатка. И тут Эмма почувствовала неописуемый трусливый ужас. «Ещё миг и всё!» – полосонуло её по натянутым до предела нервам.
В этот момент вошёл Ким, и весело усаживаясь за стол, кокетливо произнёс:
– Звонила подруга.
– Может невеста? – уточнила Эмма. – Давай выпьем и по домам! – и, поднимая свой фужер, зорко наблюдала за Кимом.
Дождавшись, когда его фужер опустел, она вылила своё вино в оливье и тщательно потёрла фужер носовым платочком.
Наблюдавший за её действиями Ким, удивлённо спросил:
– И что это значит?
– Просто не хочу пить за благоразумие! Мне пора! Надо дочь из садика забирать! – холодным голосом ответила Эмма и, сняв со спинки стула свою сумочку, быстро вышла из кабинки.
К счастью в баре и у барменской стойки было пусто. В раздевалке накинула на плечи пальто и, нахлобучив на голову шапку, вышла из бара. Ноги тряслись от страха, еле передвигались, в голове кружились растрёпанные беспокойные мысли, от которых замирало сердце, но не жалости, ни сострадания к Киму она не чувствовала.