Чёрная вдова - страница 18

Шрифт
Интервал


Несколько дней Эмма жила ещё в трепетном ожидании, что к ней могут пожаловать следователи, хотя она была уверена, что никто тогда её не мог заметить, а из близких друзей Кима никто не знал про их тайные свидания.


Вскоре Эмму покинули волнующие мысли, и она вновь окунулась с головой в любимую работу.

Однажды, зайдя в свой кабинет, обнаружила на столе огромный букет крупных ромашек.

– Юля! – позвала секретаршу. Это, что за оранжерея?! – показывая глазами на вазу, – недовольно спросила Эмма.

– Эмма Георгиевна, это вчера, когда вы ушли на совещание, принёс Эдуард Петрович. Там внутри ещё записку он положил – стеснительно оправдывалась Юля.

– Забери его, пожалуйста, и поставь у себя на тумбочке, пусть все любуются, – таинственно улыбнулась Эмма. – И, пожалуйста, больше не принимай ни от кого цветы. У меня на них аллергия!

– А записку?

– Записку отдай тому, кто прислал эти цветы. Объясни при этом вежливо, что я, от незнакомых мужчин, дары, в том числе и цветы не принимаю!

– Ну, Эмма Георгиевна! Он же от чистого сердца!

– Юленька, о чём ты говоришь? У мужчин не только чистого, но никакого сердца нет!

– А, по-моему, вы не правы! – вежливо перебила её Юля. – Эдуард Петрович очень порядочный человек! И я думаю, что к вам не ровно дышит! – улыбнулась краешками пухленьких губ Юля.

– Меня никакие мужчины не интересуют, даже такие как Эдуард Петрович потому, что все мужчины СВО!!! Иди, работай! – резко оборвала Эмма Юлю.

Юля забрала вазу, вынула из середины букета записку и, демонстративно положив её на стол, сказала:

– А записку всё же прочтите! Не хорошо наплевательски относиться к чувствам другого человека!

– Юленька, Ты всё ещё считаешь, что мужчины это человеки?! Это ошибка природы! – заразительно засмеялась Эмма вслед Юли.

Эмма достала из стола папку с документами, машинально пролистала её и, опершись локтями на стол, задумчиво опустила голову на сцепленные пальцы.

Так она просидела некоторое время, казалось, не думая ни о чём, а потом вновь яростные мысли стали будоражить её уже почти успокоенное сердце.

«Мне только двадцать два года, а я уже устала от жизни. Она меня не балует, хотя и безбедная, но тревожная и бесприютная, пугающая своей монотонностью… Нет, так жить больше нельзя! На тот год Галя уже в первый класс пойдёт, у ребёнка должна быть нормальная семья, а я всё кичусь своей ненавистью к мужчинам! Может не все такие подлецы? – Да почти все! – смахнула налетевшую внезапную мысль Эмма,– и пелена ненависти вновь окутала её душу. Надо бы позвонить матери, может, переживает?.. Да, нет, это не в её характере! – сожалеючи подумала Эмма.