и хранить верность оракулу! В противном случае она лишится своей силы!..
– А что есть ее оракул? – перебил поток пылких излияний Дмитрий Николаевич.
Фамильяр поперхнулся своей болтовней, побледнел и отшатнулся.
– Что вы такое спрашиваете, сударь?! Как можно! Это величайшая тайна, сокрытая ото всех! Это арканум! Сокровенное!.. Естественно, я не посвящен! И никогда бы не посмел даже помыслить о том, чтобы поднять глаза на эту энигму!..
Золотцев вынул из жилетного кармана часы, взглянул на них и схватился за голову.
– О боги! Я опаздываю!.. Нам давно пора начинать!.. Прошу меня простить, господа!
С этими словами фамильяр метнулся к неприметной боковой двери и исчез за ней.
– Как вы думаете, Дмитрий Николаевич, он не в себе или комедию ломает? – спросил Белецкий, глядя вслед Иннокентию Федоровичу.
– Право, не знаю, – признался Руднев. – По мне, так и то и другое. Вопрос лишь в соотношении.
Не успели друзья договорить, как раздался призывный звук гонга, и лакей распахнул двери, ведущие в соседнюю залу. Разговоры разом притихли, иные лица сделались взволнованными, иные – напряженными. Гости потянулись из гостиной в «святилище».
«Святилище» представляло собой небольшой зал, тонувший в сумраке и освещенный лишь светом античных напольных масляных светильников, ряд которых делил помещение на две части. В первой полукругом стояли два ряда кресел с карточками, на которых значились имена посетителей. Вторая часть зала была отгорожена плотной золотистой занавесью, и, очевидно, именно там должно было вот-вот начаться таинство предсказаний оракула.
Руднев с Белецким обнаружили свои карточки на центральных креслах в первом ряду.
– Я собирался посмотреть на все это со стороны, но, похоже, оракул сам решил понаблюдать за нами, – проворчал Руднев, занимая отведенное ему место.
– Если вы надеялись разгадать секрет фокуса, то наша позиция самая выгодная, – утешил его Белецкий.
Когда все посетители наконец расселись, снова прозвенел гонг, и в зале воцарилась тишина.
Золотистая занавесь дрогнула и с тихим шелестом поползла вверх, пока край ее не остановился на половине высоты от пола до потолка.
Понять размеры открывшегося пространства было невозможно, так как границы его растворялись в непроглядной мгле. Посреди него на высокой треноге, сияющей золотым блеском, восседала с ног до головы укутанная в алые шелковые покрывала женская фигура. У подножья треноги стояла бронзовая чаша, курившаяся тонким прозрачным лиловым дымом. Принюхавшись, Дмитрий Николаевич уловил густой запах ладана, жженого лавра и еще каких-то благовоний.