Смеркалось. Покатое небо за Ишимом играло зарницей. Полыхнет пламенем и тут же потухнет. Такую же зарницу Лопарев видел в Кронштадте, когда вышел в мичманы гвардейского экипажа, и радовался. Чему? Мичманской солености? И вот другая зарница, сибирская, а Лопареву тошно.
Беглый каторжник!..
Велика Русь, а деться некуда. По трактовым дороженькам гремят оковы, а чуть в сторону – темень людская, хоть глаз выколи.
Муторно!..
Ефимии все еще нет. Может, не явится? Лопарев так и не успел разглядеть, какая она. Видел черные молодые глаза, настороженные и цепкие. Чем-то она похожа на его невесту, Ядвигу Менцовскую, только в ином наряде.
Лопарев успел поужинать, но не полез под телегу. Духота. Ночью, должно, разыграется гроза.
Послышались шаги. Мягкие, шуршащие.
– Не спите, барин? – Голос тихий, как шелест листьев на старой березе. – Ужинали?
– Спасибо, Ефимия. Ужинал.
– Тсс! По имени не зови. Если кто услышит – беда мне.
– Как же звать?
– Никак. Нельзя мне вступать в разговор с вами, а… вот пришла. Ну мой грех, мне и ответ держать. – И, помолчав, сообщила: – Да ночь-то сегодня такая – все на судное моленье ушли.
– Судное моленье?
– Тсс! Говорите тише, барин. – Ефимия оглянулась, приглядываясь к лесу: совсем близко фыркнула лошадь. – А мне-то померещилось, будто кто крадется. – И, взглянув на Лопарева, опустилась на землю. – Видите, не боюсь, барин. Только если кому скажете, что я говорила с вами, тогда опустят меня в яму.
– В яму?!
– И огнем сожгут, яко еретичку нечестивую.
В сумерках лицо Ефимии казалось белым, особенно зубы, сверкающие, как серебряные подковки. Голос у нее был тихий, но задушевный и тягучий, как смолка на пихтах в июле. Ее что-то беспокоило, она хотела что-то сказать и боялась, как бы кто не подслушал. Ее волнение передалось Лопареву.
– Что у вас за община такая страшная? – вполголоса спросил он.
– Ой, страшная, барин! Страшная!
– Не зови меня барином. Какой я барин – колодник.
– Про колодника батюшка Филарет наказал, чтоб я и во сне не обмолвилась.
И, вздрогнув, спросила:
– А какое ваше званье?
– Из дворян. Но лишен судом всех сословных званий и состояния.
– Правда, что сам Филарет из ваших крепостных? Беглый будто?
– Этого я не знаю.
– Он говорил, что из Боровиковой деревни, а деревня ваша. И что ваш дед насмерть прибил отца Филаретова. Правда ли?