– У нас здесь Швейцария. Твой отец больничку спецами и техникой нафаршировал. Блядь! – Он тоже сорвался и кулаки сжал.
Они с папой одного возраста, но дядь Толя еще в силе, только морщин прибавилось, а отец…
– У тебя что с лицом? – вдруг спросил он. – Проблемы? – попытался переключиться на привычное: решать, качать, договариваться.
Я отмахнулся. Неважно все это, теперь неважно.
– Где он? – хрипло спросил. Увидеть отца нужно. Дядя Толя указал на магнитную дверь. – Пойдем.
Медсестра открыла, и мы оказались в пустом стерильном коридоре. Мое тяжелое дыхание эхом от стен отражалось. Я сглотнул болезненный ком и в палату вошел. Было тихо, только аппарат пронзительно отбивал сердечный ритм. У постели сидела Влада.
– Максим! – тихо воскликнула и навстречу поднялась. На шею мне бросилась и заплакала. Мы были не одни, поэтому брезгливо оттолкнуть ее не мог.
– Дядь Толь…
Он понял без слов и вышел. Я отстранил от себя мачеху, скептически отнесясь к этому плачу Ярославны.
– Что с лицом? – попыталась погладить.
– Неважно, – обошел и на отца посмотрел. Игорь Барсов, реально барс, сильный и решительный, порой жесткий и… Как будто оболочка одна осталась, ни прежнего лидера, ни борца. Блядь!
– Он не приходил в себя.
– Уже шампанское собираешься открывать? – жестко бросил, не поворачиваясь.
– Максим, ну зачем ты так…
– Влада, – я все же посмотрел на нее, – не нужно со мной играть.
– Хорошо, – сказала и перевоплотилась из слезливой мачехи в стервозную особу, весьма неглупую, кстати. – Давай выйдем, поговорим.
Я сжал едва теплую ладонь отца и вышел. Наши с Владой взаимоотношения нельзя назвать теплыми и родственными, но папе об этом знать не нужно. Я все еще надеялся, что он выкарабкается.
– Шестнадцать лет прошло, – проговорила она, – сколько мы еще собачиться будем? Не чужие ведь.
– Ты мне дружбу предлагаешь? Или матерью стать хочешь? Не надо, у меня уже есть.
Она отбросила светлые волосы назад и подбородок вздернула.
– Я была хорошей женой Игорю много лет.
В это охотно верю. Если бы отец словил ее на измене, то «Владушка» не стояла бы передо мной в брендовых шмотках и бриллиантах, а в овраге лошадь доедала. Окей, не в овраге, но в однушке где-нибудь в Бибирево.
– У меня только с тобой было, – произнесла мягко и ко мне приблизилась. – Молодая была, дурная, кровь играла. Что нам теперь век друг друга ненавидеть?