Некоторые из людей не готовятся к отходу. Одна, со смуглой кожей и волосами, похожими на пучок сладкой травы, лежит без сознания укрытая мехами. Вектал говорит, что она тяжело больна. У другой сломана конечность, и она изо всех сил опирается на Пашова, чтобы встать.
Третья – моя человеческая женщина – игнорирует происходящее и настойчиво закутывается в одеяла.
Она упряма. Мое кхуйи сделало правильный выбор – я тоже упрям. Вместе мы сделаем кучу упрямых детей. При мысли о человеке, прижимающем к груди моего ребенка, обида покидает мое сердце. Возможно, после стольких лет у меня наконец-то будет семья.
– Все готовы, – говорит Вектал, направляясь к Шорши. – Скоро выдвигаемся.
– А что насчет тех, кто не может ходить? – спрашивает Золая. – Или той, которую невозможно разбудить?
– Мы их понесем. Мы никого не бросим.
Шорши одаривает Вектала улыбкой преисполненной любви и нежно обнимает:
– Ты так добр к нам. Не знаю, как тебя отблагодарить.
Он касается ее щеки.
– Ты со мной. Это единственное, что имеет значение.
Я притворяюсь, что не вижу, как она игриво покусывает его большой палец. Проявлять чувства на публике не воспрещается, но мне тяжело смотреть на это, зная, что моя вторая половинка сидит больная в углу и хмуро смотрит на меня. Она явно не в восторге от мысли о партнерстве со мной.
Она не рада видеть меня партнером. Она находит меня отвратительным.
«Раахош страшнее остальных».
Я сердито хватаю одну из меховых шкур и направляюсь к ней. Не имеет значения, нравлюсь я ей или нет, это выбор кхуйи, и ей придется смириться.
– Просыпайся, – командую я, подходя к ней и откидывая одеяло. – Ты…
Ее голова наклоняется, и она падает на пол. По крайней мере, она не умышленно пренебрегает моим вниманием, она без сознания. Ужас пронзает мое сердце. Я прижимаю ее к груди, укачивая и согревая. Ее кожа такая холодная. Почему она не может удерживать тепло? Как тогда она выживет? На мгновение меня охватывает паника. Должно быть, так чувствует себя Вектал, когда смотрит на Шорши – беспомощность перед лицом хрупкости. Я прижимаю человеческую женщину к себе и похлопываю ее по щеке.
Мгновение спустя она открывает глаза и дергается при виде меня.
– Капитан Очевидность. Я должна была догадаться.
Я игнорирую уязвленную гордость. Понятие не имею, кто такой «Капитан Очевидность». Множество человеческих слов не имеют смысла. В пещере старейшин мы получили дар знания их языка, но очевидно, кое-что осталось непонятным. Порой, когда моя женщина говорит, я не могу ничего разобрать.