Рубина находилась дома с двумя маленькими ребятишками, которые посапывали во сне на широком толстом матрасе, покрытом гобеленовым покрывалом. Дети – это её внуки: годовалая Кристинка, и Андрейка двух лет. Цыгане испокон веков кочевники, поэтому, как в настоящем цыганском доме, тут не было ни дивана, ни кровати. Вся семья спала на матрасах на полу. Тем более что здесь они приютились временно, дожидаясь, пока сойдёт вода, затопившая паводком их жильё.
Муж Вайда, две дочери и оба зятя уехали за товаром на продажу. Взяли с собой только старшего, восьмилетнего Егора. Рубина сначала тоже хотела ехать, но потом совместно решили, что ей лучше будет, всё-таки, остаться с малышами. К тому же, какая дорога, если колено ушибла, ходить больно?
Цыганка сидела у спящих детей в ногах, опершись спиной на стену, и чинила рубашонку. Руки машинально делали свою работу, а мысли витали далеко… Подумать было о чём. Вспоминала, как родители, не спросив её желания, выдали замуж. Нрав у мужа оказался крутой. С первого дня стал показывать кто в доме хозяин. Немало доставалось от него, когда не видела свекровь. Та всегда защищала невестку. Жалела молоденькую девчонку, и терпеливо обучала житейской премудрости.
Однажды, ходили с другими цыганками по деревням торговать. Целый день бестолку провели, вернулись по домам почти ни с чем. Голодные, раздражённые. Тут заглянул к Вайде знакомый цыган. Рубина знала: надо собрать на стол, как принято, только от усталости шевелиться не было сил. Руки сумками оттянуло, ноги гудят. До сих пор внутри лихорадило от испуга: чуть собака не покусала возле одного двора. Дома, как назло, никого не оказалось, некому помочь управиться. Однако, сделала всё, как полагается, и присела отдохнуть на скамейку за перегородкой, отделяющей кухню от основного помещения.
Понравилась молодому мужу золотая печатка гостя. Стали торговаться. Наконец, сговорились о цене, а денег, как оказалось, у Вайды не хватает. Начал требовать у Рубины. Она вынуждена была отдать всё, что выручила с торговли, но и этого не хватило. Сделка срывалась. Он решил, что жена припрятала часть денег, и, возвращаясь к гостю, обернулся на Рубину, недобро сверкнул глазами. Сказал негромко:
– Умарава!
Потом так избил, что несколько дней не могла встать, всё тело болело. Лицо, в ярких пятнах фиолета, опухло от синяков. Может, совсем бы убил в горячке, но тут вернулись свекровь с золовкой. Старая цыганка замахнулась клюкой, и глухо закричала сыну: