Зима в разгульности своей не знает меры,
мрачны её урбанистические сны.
Весенний дождь – ты снился мне: в аду, в утробе…
Я узнавал чреду твоих метаморфоз:
твоё молчание в чернеющем сугробе,
и шума крыш метафизический наркоз.
Ты шёл со мной по детству хлюпающим шагом
с грибной корзиной полной, рядом, как отец,
слезой читателя над сталинским ГУЛАГом,
грозы Перуновой колдун и верный жрец.
Здесь, у окна, у алтаря твоей молитвы,
домашних кактусов цветёт иконостас.
Я выпадаю из привычных алгоритмов
и погружаюсь в анархический экстаз:
не нужно лгать, стремиться, принимать решений, —
жизнь без потребности – её ленивый вид.
Перед глазами зонт маячит искушеньем,
своим желаньем дерзостным богов гневит.
Но – что нам боги, коль повеяло свободой?
Её озоновый дурманит концентрат.
Теперь нам боги не указ, ишь – взяли моду! —
растить средь кактусов немой электорат,
и удобрять нас плодородным словом «завтра»,
в закат вонзая эхинопсиса иглу.
И вот уже строчит судьбу незримый автор
дождливым почерком по серому стеклу.
Ещё совсем сыры несмелые находки,
но – мы в них верим, слаженность их очень льстит.
Торчим из окон – кактусы и подбородки,
своей небритостью встречая мерный стих,
карнизный, мокрый, давший жизнь зелёной луже,
моим стремлениям тщеславным и сухим,
такой безвременный и никому не нужный,
немой свидетель заоконных пантомим.
И, уколовшись этой мыслью ядовитой,
почти аллергик к романтическим мечтам,
из посевных озимых зёрен алфавита
я прорастаю морфологией к стихам.
Тянусь к дождю тугими новыми ветвями
сквозь недра апокалиптической зимы,
из всех могил, из всех смертей зарытых в яме,
к зачаткам хрупкой, беззащитной новизны.
Не для того, чтобы сверкать изящным словом
на языках всеядных сборников, газет.
В сетчатке глаз слова блестят немым уловом,
храня в кристаллах семантический секрет.
Здесь, у окна, тепло, как на краю той строчки,
замерзшей заживо в лексических снегах.
Не смог, не дотерпел, не дотянул до точки, —
писатель, тоже мне, нашёлся, на бобах!
Вот так подумать если, ну – а вдруг, суд высший?
За эту строчку спросят ведь, как пить дать, в срок.
Хотел быть праведником – ничего не вышло…
Земной шумит, терзает душу водосток…
И вот – в господний рай отбор проходит строго.
Стоишь и ждёшь вопроса сквозь нагую дрожь:
«А что ты делал в час такой, числа такого?»
И вдруг ответишь, как дурак: «Смотрел на дождь».