В пустующей с голубыми кафельными стенами курилке я встретил Гоблина.
Он сидел на корточках и жевал ватрушку.
– На жор пробило, – объяснил он, – похмелье припустило, организм калорию требует.
Доел, утёр губы кулаком, смял полиэтиленовую упаковку и спрятал в карман брюк – скрыл улики.
– Ну чё, сколько собрал? – закурил он.
– Две машины по две телеги. А ты?
– Пять, – небрежно ответил Гоблин.
Вошёл технолог. Лет тридцати, высокий, худощавый, с лёгкой щетиной и длинными костлявыми пальцами. Не обращая на нас внимания, он курил и громко разговаривал по телефону:
– …А ты пообедала, зая? Вот и умничка. А что кушала…?
Сделав пару смачных затяжек, технолог швырнул окурок мимо урны и вышел, продолжая трепаться по мобильному.
– Увольняться надо отсюда, к чертям собачьим. Надоело всё, – вполголоса проговорил Гоблин, подперев ладонью подбородок, меж пальцев дымилась сигарета. – Ни зарплаты нормальной, и за переработку по бороде пускают. Посцать без разрешения не сходишь…
Он ныл и порывался уволиться едва ли не каждую смену. Однако работал на хлебозаводе уже почти десять лет.
– Кузнецов! – окликнула Света, когда я вернулся на склад, – подойди-ка сюда!
Чуя неладное, приблизился.
– Эт чё такое? – она потрясла накладной перед моим носом.
– А что не так?
– Да всё не так. Горчичных батонов, вон, у тебя три лотка вместо двух. А бородинского вообще нет! Ты чё, совсем офонарел?! У тебя где глаза?! Походу, на жопе. Короче, штраф триста рублей.
– Сука, – прошипел я.
Развернулся и зашагал прочь.
– Чё там вякнул?! – услышал за спиной.
Вернулся с работы. До встречи с моей новой знакомой оставалось не так много времени.
Набрал ванную, вылил в воду колпачок с шампунем – сделал пену, как в детстве. Тёплая вода сняла усталость. Через полчаса вышел и подогрел в микроволновке вчерашние макароны с котлетой. Ближе к девяти стал собираться. Натянул джинсы, снял с плечиков белое поло.
– Опять хождения начались на ночь глядя, – бормотала мама, раскатывая скалкой тесто, – куда намылился?
– Да погулять, мам.
– Мне опять всю ночь не спать?
– Спи, кто тебе не даёт-то? – я бросил в рюкзак толстовку, влез в новенькие кеды и вышел из квартиры.
На «Бродвее» тусовалось человек двадцать. «Пионерия» расселась на лавочках и играла на гитаре «Три полоски». Ребята постарше пили водку на выложенной брусчаткой площадке Центра занятости.