Он крепко пожал ей руку и добавил: «Вы с мужем скоро получите разрешение на выезд. И еще – возьмите этот листок, там номер телефона, московский. Когда вернетесь домой из дальнего зарубежья, постарайтесь позвонить по этому телефону, это так, чтобы поставить «печать» на всем этом деле. Пожалуйста».
Надя пригласила его пообедать перед уездом, но он, поблагодарив, – отказался, сказал, что очень спешит и ушел на станцию. А семью Новак, действительно, через некоторое время, пригласили в Москву, выдали разрешение, помогли взять билеты и они благополучно отбыли в Канаду.
Прибыв в Москву, Андрей Бойко, несколько дней отходил от пережитого. Когда он принимал решение срочно ехать в Актюбинск, у него не было какой-то конкретной программы поездки, главное было посмотреть в глаза тому человеку, кто называет себя Надей Михайлюк, а уже потом, – действовать по обстановке. Но, по правде говоря, все его намерения и мысли тогда были настроены на что-то негативное и непонятное. Ничего приятного для себя в той поездке, он не предполагал, по вполне объективным причинам. Он давно знал, что Нади нет в живых. В мае сорок четвертого года, вскоре после освобождения Винницы и окружающих её районов от неприятельских войск, Андрей, по делам службы, побывал в родных местах и встречался с Николаем, братом Нади. Николая было трудно узнать. Механик-водитель танка, отступал с первого дня войны – до Воронежа, трижды был тяжело ранен, но дважды возвращался в строй. Участвовал в танковом сражении на Курско-Орловской дуге, там был снова тяжело ранен и сильно обожжен.
Долгое время лечился по тыловым госпиталям, а, когда освободили его родной поселок, – вернулся домой. Была еще жива соседка, бабушка Оли Шумейко, она и рассказала, что, где-то через месяц, как пришли оккупанты, на станцию приехала группа немецких военных, они забрали его мать, сестру Надю и её внучку, –Олю и увезли в Винницу. Забрали почему-то только их троих, больше никого тогда не трогали. Уже позже, до поселка дошли слухи, что его мать, Анну Михайлюк, Надю и Олю, расстреляли вместе с большой группой винницких евреев, в сентябре того же года. Бабушка отдала Николаю торбочку с различными семейными бумагами, которую Анна спрятала за печными вьюшками. У Николая остался рабочим только левый глаз, изрезанное шрамами тело постоянно ныло, узнав о гибели всей его семьи, он сильно расстроился и начал пить.