Немного… непреданно.
«Нет, Нора, – сказала она себе, – это все твои беспокойные разговоры в четыре утра. Он, наверное, еще в шоке, как и ты».
Мужчина внизу снова поднял руку к груди и почесал. Затем кашлянул.
– Вам тут нравится?
Нравится ли ей?!
Ну и вопрос. Это место хранит лучшие воспоминания о ее детстве и юности. А теперь она счастливо вверила ему и всю свою жизнь. Она весь день могла рассказывать об этом доме, отсюда и взялась идея сделать слайд-шоу. Может, самое время спросить об обоях? Хотя логичнее сначала поговорить о людях и…
И снова их разговор прервали: это были резкие короткие гудки, – мужчина похлопал себя по ноге.
– Черт, – сказал он. – Простите. – В секунду его лицо осветилось голубым светом экрана. Свободной рукой он водил по волосам, и она смотрела, завороженная. У него были красивые волосы, о чем она не собиралась сообщать ему вслух.
– Надо бежать, – добавил он. – Похоже, другой золотой час ждет.
– Ясно. – Нора вдруг разволновалась. Она не успела сказать, что была знакома с Донни. Не успела задать столько вопросов: самый главный – что он знает о доме, ну и, конечно, его имя. И не успела ответить на его вопрос, казавшийся важнее всех.
Ей не просто нравилось. Она любила этот дом.
– Постойте, – начала она в порыве сказать одну эту вещь, пока золотой час не закончился.
Однако он ее не услышал. Мужчина уже подходил к двери.
Прежде чем зайти внутрь, он взглянул на нее, бликуя очками.
– Увидимся, – сказал он.
Однако не дождался ответа и на этот раз.
Итак, ответ он знал с самого начала.
Это место не может понравиться.
Во-первых, тут пахло. Не то чтобы ужасно, будем честны, но вряд ли кому-то понравится, если каждый день дома его будет встречать этот запах. Все равно что сунуть голову в плесневелый ящик. Внутри будут лишь пыльные плюшевые зайчики и, может, горстка ржавых монет.
Во-вторых, лампы. Как и любому, кто большую часть своих дней (и даже ночей) проводил под тоскливыми флуоресцентными лампами больницы, Уиллу нравились старые добрые лампы накаливания или же современные светодиоды. Что ему не нравилось, так это бронзовая люстра – и так висевшая довольно низко, еще и со звенящими стеклянными висюльками, – о которую он постоянно бился головой в коридоре, и тоже бронзовые бра, пухлощекие херувимчики, которые как бы наблюдали за ним, пока он шел по коридору.