Кто ветром не дышал,
Тот женщины не знает,
Тот жизнь не целовал в округлости грудей.
Обнажённая женщина, оживающая на картине, прорастала зелёными побегами, растягивала время, словно осеннюю воду, взламывала желанием бесстыжесть небес, пропахших яблоками и корицей, влюбляла в себя смерчи, добивающие молотом Тора последнего из великаньего племени, разбрасывала по миру детей – кукушатами, лососями, солнечными пятнами и кентаврами. Фелитта творила соитие Стихий, брачную ночь хинного дерева и смуглой женской кожи, кисти и холста, кедрового стланика и расщелины, садовой скамьи и кленового листа. Алекс терпеливо ждал, пока совершится очередное чудо по созданию чьей-то будущности и он усадит свою кудесницу на колени. И, возможно, не только на них. Литта прислонила картину к четырёхуровневой этажерке, вымыла кисти и засунула в синюю вазочку на подоконнике. Почему-то она никогда не оставляла творимую картину на мольберте, приземляя её паркетным полом.
– Должно быть, интересная личность, – сказал Алекс, уставившись на изображение. – Но среди моих знакомых вряд ли найдётся такая. Я не говорю о присутствующих.
– А она не из нашего времени, – откликнулась Литта. – И ты с нею очень близко знаком, теснее некуда.
– Понял, это ты в прошлом, – обрадовался Алекс. – С кем мне ещё крутить амуры и завязывать узлы, как не с тобой?
– Ты ошибаешься. В той жизни, четвёртой, мы никогда не опустошали друг друга страстями. Но там, за дубовой дверью, покрытой красным лаком, тобой была изменена судьба дворянского рода. И этот узел придётся развязывать сегодня.
Она постелила рядом с картиной мохнатое покрывало, налила в бокалы красного вина и стала неторопливо раздеваться, пригласив Алекса проделать то же самое. Отпив по глотку, они опустились на белый мех. Алекс сел, сложив ноги по-турецки, а Литта оседлала живое кресло, обхватив его ногами.
– Не думай сейчас о сексе, – сказала зеленоглазая ведьма. – Ощущай, как энергия поднимается из копчика вверх, расширяясь до темени.
Алекс почувствовал, как горячее заполняет его ноги и бёдра, закручивается в солнечном сплетении, вспыхивает зелёными огнями в сердце и колотится в макушку.
– А теперь переливай эту Силу в меня – осторожно, словно молодое вино в бутылку.
Нежные соски уже затвердели и цеплялись за волосы, растущие на его груди. Фаллос не выдержал сладкой муки и настойчиво потребовал впустить его в обитель отшельницы из индийского эпоса.