Болота вытащили первым. А за ним сам забрался Рарог, распластался на дне струга между скамьями, среди расступившихся соратников. Его блестящая от воды грудь вздымалась высоко, он щурил глаза от падающих с неба капель, уже редких, но крупных. Кто-то поднёс ему сухую тканину – обтереться, а там и покрывало шерстяное, как будто заботливой женской рукой вытканное: до того красивое, узорное с кистями по краям. И пока он не успел накрыться, Гроза высмотрела на предплечье его, суховатом, мускулистом, знаки, вбитые под кожу краской – волховьи как будто. Да откуда ж знакам таким на теле татя взяться? Показалось, может?
Гроза очнулась от раздумий, только когда Рарог на неё взгляд поднял, вставая, возвышаясь над ней снова, словно дубовый идол.
– Что смотришь, Лиса? Согреть хочешь? – улыбнулся бледными губами и одеяло, которым плечи укрывал, чуть распахнул.
– Спасибо, что вытащил его, – буркнула она, отворачиваясь. Слишком спешно, суетливо даже, чтобы не разглядывать его невольно.
Да и нечего на подначивания отвечать. Ему, похоже, только и дай, что скалиться. Слово серьёзное только ватажникам своим сказать может. Саму бы кто согрел теперь: кажется, и свита уж почти насквозь промокла, хоть и плотная. И до того манящей показалась мысль прижаться к горячему телу, укутаться в тёплое, чуть колючее шерстяное тканьё. Да не про Рарога та честь.
Пока приводили в себя искупавшегося кметя, обтирали и переодевали, дождь совсем прекратился. Выбрались из-под ветрила и Драгица с Беляной. Княжна сразу за мех с водой схватилась, напилась вдоволь, гася последние волны тошноты. Одно что вода эта в лицо хлестала сколько. Там и переодеваться пришлось. Не совсем, конечно, но свиты, изрядно намоченные, сняли. Вместо них подоставали из ларей покрывала дорожные, чтобы спастись от коварной речной сырости и от прохлады весенней, что вмиг вернулась после дождя.
Течение снова успокоилось, растеклось в стороны к расступившимся берегам, вновь пологим, поросшим густым ивняком и ольховником. А вдалеке стояли стеной синеватые ели, только иногда истончаясь и пропуская между стволов скупой серый свет. Гребцы оставили вёсла, а Рарога сменил у кормила другой ватажник, позволяя старшому отдохнуть и обогреться, хоть тот и успел поворчать о том, что греться надо работой.