Я прихожу к Ольшанке, сажусь на дно,
воды с него не набрать.
Но без воды, это ведь все равно
речка, река, как же еще назвать?
Так я сижу и жду, что волна пойдет,
вместо нее растет широко полынь.
А река ничего не ждет,
ее берега полны.
Река Ольшанка – всего 14 километров. И все-таки «ее берега полны. // Не течением, а травой, не рыбой, а муравьями…» На самом деле – памятью. Человеческой. Природной. Дать ей слово – что может быть для поэта важнее?
Противоречие «человек – природа» в этом смысле выглядело бы естественнее, чем «город – деревня». Но и оно вполне условно.
Надточий:
Не люди, нет, но отзвуки людей
Волнуют разыгравшуюся память.
Шаги и голоса, прикосновения,
И шорохи, и скрипы половиц,
И даже скрежет спящего – волнуют —
И приближение автомобиля,
И этот лай, направленный во тьму, —
питают память, и она растет.
Лунёвская:
когда придет осенняя вода
готовь посуду
вот ласточки сидят на проводах
печаль повсюду
…
садовый труд как сумма груш и грыж
и труд бумажный
а то что ты со мной не говоришь
уже не важно
Важно направление взгляда, как сказал бы другой замечательный поэт, Аман Рахметов. И тут, и там – о человеке, через человека и для него. Если Майка говорит «переизбыток леса», уже через строку спрашивает сама себя: «Дальше-то что? Дальше опять Россия…»
Давно стало общим местом утверждение, что стихи сейчас почти не читают. Все привыкли к тому, что поэтические книги выходят крохотными тиражами, а вечера собирают от силы десятка три-четыре слушателей. Сегодняшние успехи некоторых литераторов, работающих по заказу (не социальному, а государственному), нисколько не опровергают этого.
Я думаю, что поэзия возвращается к самой себе, снова становясь уделом избранных.
Напомню: «Камень» Мандельштама вышел в 1913 году тиражом триста экземпляров. На средства автора! Такой же тираж был и у «Вечера» Ахматовой. Пастернаковский «Близнец в тучах» – и вовсе двести. Да что там говорить: прижизненные тиражи Пушкина не превышали тысячи двухсот экземпляров, а журнал «Современник» выходил тиражом в шестьсот.
Мы не так далеко ушли.
Да, тогда было несоизмеримо меньше грамотных, но и сейчас людей, способных понимать настоящие стихи, никак не больше.
Но главное не в этом: поэт снова свободен!
И непопулярность поэзии – не плата за свободу. Это естественный, нормальный ход вещей. Поэзия – самое элитарное из искусств, но избранным может стать каждый.