– Бабушка, я правильно к базе иду?
– Здравствуй, сынок. Не признаю, чей ты будешь? – прищурилась она.
– Я не местный, из Москвы приехал, – улыбнулся Генка.
– Что же, из самой Москвы к нам? – недоверчиво спросила женщина. Подумала немного и вдруг добавила. – И Ленина видел?
– В Мавзолее, видел.
– Как он?
– А что ему будет, он же неживой.
– Так у нас, сынок, не выбирают кого обижать. Им что живой, что мёртвый, – она беззвучно пошевелила губами.
– Да кому им, бабушка? – ему отчего-то стало жаль её.
– Им, супостатам, – пояснила старушка, полагая, что человек из столицы обязан её понять.
– Вас кто-то обидел? – он участливо взял её маленькие сухие ладони в свои.
И тут произошло неожиданное. Бабушка тихо и беззвучно заплакала. Редкие слёзы покатились по изъеденным морщинами щекам, срываясь скорбными каплями на вытертые до блеска рукава.
Генка растерялся, ему стало не по себе:
– Кто обидел? Расскажите, мы сейчас разберёмся.
– Любка, – еле слышно прошептала она, вытирая слёзы скомканным в ладони платком.
– Любка, это кто? Дочь?
– Нет. Продавщица в магазине.
– Пойдёмте в магазин, а по дороге вы мне всё расскажете, – Генка взял её под руку, и они медленно направились к центру. Рассказ женщины был печален, а содержание – омерзительно, если, конечно, в силу возраста она ничего не перепутала.
– Сейчас мы с вами всё проверим, а дальше будем делать так, как я сказал. Договорились?
Его пожилая попутчица послушно кивнула головой и достала из кармана видавший виды кошелёк. Они пересчитали деньги, а для верности Генка сфотографировал три пятитысячные купюры и снова вернул их назад.
– Всё, баба Дуня, идите и делайте, как договорились. А я приду следом и буду наблюдать.
Войдя в магазин за старушкой, он, держась на почтительном расстоянии за своей «подопечной», наблюдал, как бабушка, сделав необходимые покупки, подошла к стойке и положила оранжевую купюру на кассовую тарелку. Ловкие руки продавщицы, ухватив пакет с гречкой, неуловимым движением вспороли ногтями целлофановую упаковку, и крупа тонким ручейком заструилась на чёрную транспортерную ленту подачи корзины. Баба Дуня всплеснула руками, бросившись ловить содержимое. Именно в этот момент едва уловимым движением её банкнота была «приватизирована» хваткой «торгашкой». Порванный пакет перекочевал в полиэтиленовый мешок, завершая собой виртуозный номер работника прилавка.