– Да, конечно, но я не могу противостоять тому, что проповедуют в нашей деревенской церкви. Поэтому веду себя осторожно.
– Если ваш приходской священник бунтовщик, то его нужно предать императорскому суду, – заметил Гарих.
– Не всё так просто, – возразил ему барон. Да, я местный светский владыка. Но власть священника иногда сильнее. Зачастую я нуждаюсь в его поддержке. Настоящий властитель душ именно он. Никто из крестьян не пойдет наперекор его слову. Это воспитывалось сотни лет. Вспомните, что костры с обвиненными в ереси потухли всего несколько лет назад.
– Всё это так, но неужели простой народ не понимает, что ограничение церкви в его интересах? –спросила императрица.
– Увы, нет. В основной массе. Кто-то отдельный, может быть, да. Но большинство не любит перемен.
– Даже если перемены освобождают?
– Особенно, поэтому. Это значит, что нужно самостоятельно думать и самостоятельно отвечать за свои поступки. Куда проще объяснить их волей бога и дать решать кому-то за себя.
– Неужели всё так плохо. Тьор же смог избавиться от всего этого! – эмоционально произнесла императрица.
– В Тьоре растет уже третье поколение, которое почитает науку вместо религии, а у нас первое еще не выросло, – барон кивнул на свою дочь. И не нужно забывать, что тьорцам было проще отказаться от перекрестия. Оно ассоциировалось с нами, с крестианцами, а мы были на тот момент захватчиками. Освобождение от религии воспринималось, как освобождение страны от оккупации.
– Возможно, что Вы правы, – сказала Анихильда, посмотрев на зевающую Велизу. Но думаю, что сегодня уже пора спать.
– Да. Конечно, вы все устали с дороги, моя жена вас проводит.
Анихильда спала очень плохо. Ей снились кошмары. Во сне Пайен схватил её детей и развел костер прямо на главной площади Хаубурга. В центре костра стояли два столба, к одному была привязана Велиза, к другому Хельга. Хельга, молча, смотрела на мать, в её глаз был немой упрёк. Велиза кричала от боли. Пайен хохотал. Анихильда попыталась кинуться к костру, чтобы вытащить детей, но ноги её не слушались, они как- будто потеряли силу, стали ватными, колени подгибались. Она закрыла уши руками, чтобы не слышать вопли Велизы. С девочки, пузырясь и лопаясь, слезала кожа. Вдруг, императрица увидела Карела. Но муж, словно не видел детей, он смотрел на Пайена и тоже не двигался. С главным священником происходили странные метаморфозы, его плоть осыпалась, оставляя один белый скелет. Вместо лица проглядывала ухмылка черепа, из челюстей которого по-прежнему раздавался хохот. Ани позвала императора, но тот словно оглох. Тогда она просто стала кричать и звать на помощь.