– Да, малыш, – вслух тихо проговорила, – кажется, не сладко нам придётся. Надо папку перевоспитывать. Или совсем потеряем.
Зазвонил телефон. Лениво протянула руку, глянула на экран. Светка.
Я выпрямилась. Единственный человек, которого я сейчас рада была услышать.
– Привет, Малинка, – начала тарахтеть Светка, едва я подняла трубку. – Как дела? Выписали?
– Ага, – устало ответила я.
– А что с голосом? Случилось что?
– Нет, просто устала. Спать сейчас пойду.
– А, ну ладненько. Я тогда не приеду сегодня. Давай на выходных встретимся, погуляем, пока ты родила.
– Хорошо.
Мы ещё немного поболтали. Правда, говорила в основном, Светка, а я односложно отвечала. Не потому, что не хотела общаться, а просто сил не было. Да и постоянно прислушивалась к звукам за стеной.
Превращаться в свою собственную, вечно ноющую мать я не хотела. Поэтому и не стала жаловаться на мужа даже близкой подруге. Смысл портить человеку настроение?
Я встала, налила в кружку воды и едва успела сделать глоток, как телефон снова зазвонил, сотрясая тишину всей своей двадцати четырёхголосной полифонией.
Подошла к столу, взяла телефон: «Мама».
Даже удивилась. Она никогда не звонила первой, разве что сообщить, что кто-то из родственников едет в гости или рассказать срочную сплетню. И то, крайне редко. А когда и звонила, то речь свою начинала со слов: "Вот, так помру, а никто даже не поинтересуется, где я и как". Вроде, ещё не настолько старая, чуть за сорок, а брюзжит, как старуха. Нехотя ответила.
– Да, мам, привет, – заговорила первой, услышав, что она лишь тяжело сопит в трубку.
– Серёжки больше нет, – глухо ответила она.
– Какой серёжки? – Выслушивать очередные жалобы совсем не было настроения.
– Дура? – Сквозь всхлип вскрикнула мать. – Нашего Серёжки, брата твоего. Говорила я ему, что допрыгается. А он…
Она что-то ещё говорила, всхлипывала, причитала. Но я убрала трубку от уха. У меня был шок. Уши заложило и все звуки, включая голос матери – ушли далеко. Я смотрела в никуда. Перед лицом, как в детстве, когда мы крутили диафильмы, возникали кадры из прошлого. Мой Серёжка.
Единственный человек, которому реально было не плевать на меня. Родной, старший брат. Хотелось плакать, но не получалось. Даже наоборот. Я вспоминала, как лазила с ним по крышам, как прыгали с деревьев и убегали от сторожа овощебазы. Как он дул на мою коленку и рисовал на ней, ватной палочкой, зелёнкой смешные рожицы. И плакала и смеялась одновременно. Как я бежала за «бобиком», увозившим его тогда, когда он спёр ту дурацкую шапку. Мой брат. Его больше нет? Я недоверчиво нахмурила брови и замотала головой. Вспомнила про маму.