Я так и стояла с открытым ртом, не в силах отвести взгляда от уже опустевшего дверного проема. В горле появилось забытое щекочущее ощущение, и я расхохоталась, с трудом переводя дух. Поверить не могла, что он сказал мне такое. Ненавижу его. Что он о себе возомнил? Почему я позволила ему сделать это? Да кто я такая после этого? Он хоть руки помыл перед тем как… Так, Ада, хватит. Стоп. Не думай об этом.
Достав из сумки сигареты, я вышла на балкон. Легкий бриз, дувший с реки, потихоньку остужал мою разгоряченную кожу, и через несколько минут я немного успокоилась. Я стояла там, потирая ледяной ладонью шею в том месте, где всего несколько минут назад ощущала его горячее дыхание и влажные поцелуи, от которых волоски на руках вставали дыбом. Стоя там, на балконе, докуривая сигарету и бросая бычок в зеленую пустоту, я сказала себе: «Сама виновата».
Вернувшись вечером домой, я насыпала корм Берлину и налила ему свежей воды, после чего поднялась наверх, чтобы принять душ. Я обожаю горячий душ, даже сейчас в самый разгар лета, хотя сегодня был довольно свежий – менее 25 градусов по Цельсию – и ветреный июльский день. Я установила термостат душа на сорок градусов, мой болевой порог, и приготовилась к покалыванию, которое всегда появлялось, как только горячая вода струясь, касалась кожи.
Сейчас, стоя под душем, я ощущала, как струи воды приятно стекали по моему телу, каждая из которых по-своему меня щекотала и создавала свои ощущения и звуки. Я стояла под душем, позволяя воде целовать мою кожу и поймала себя на мысли, что напеваю «Наслаждайся тишиной» – песню, звучавшую в наушниках Такера. Я с досадой поняла, что мне придется добавить кавер-версию песни группы «Depeche Mode» к себе в плей-лист и слушать ее, пока не затошнит, иначе мне от нее не избавиться.
Прополоскав волосы, я отдернула душевую занавеску, чтобы взять полотенце и в следующую секунду потеряла способность ясно мыслить. Стояла абсолютная пульсирующая тишина. «Ну вот и все», – мелькнул внутренний голос в голове, когда я увидела буквы. Аккуратным почерком на запотевшем от пара зеркале было написано:
Я по-турецки сидела в кровати, и маленькими глотками пила горячий ромашковый чай. Берлин мирно посапывал в ногах. Перед этим я вышла из ванной, завернутая в одно полотенце, обошла весь дом с перцовым баллончиком в одной руке и шокером в другой. Проверила все укромные уголки, дважды перепроверила, заперты ли двери и окна (да, заперты), после чего открыла стеклянные дверцы шкафа, стоящего в гостиной, и достала любимое дедово ружье: бельгийское «Август Лебо», которое теперь лежало рядом со мной. Оно было заряжено зарядом соли. Убивать кожаный мешок, который бесцеремонно осмелился вторгнуться ко мне в дом в мои планы не входит, но заставить его взвыть от боли – еще как. И только после этого я ощутила умиротворение.