– Чувствую себя Алисой в Стране чудес, – пробормотал я.
– О, мой любимый фильм в школе! – воскликнула Кэт, которая уже подожгла сигарету. – Поль, помнишь, как мы на него в кино ходили раза три?
– Ага, – усмехнулась Полли. – Была ретроспектива Бёртона, и нас понесло. Каждый день ходили, школу прогуливали. Спустили тогда все карманные деньги, на обед ели хлеб без масла.
– Но каким он был вкусным, а!
Полли улыбнулась и погрузилась в воспоминания. Я заметил, что на сестру она смотрела восторженно. Та будто была их лидером мысли, мозговым центром. А Полли исполнителем.
Девушка подошла к кухонной зоне и стала помешивать ароматное варево в кастрюле.
– Мы варим глинтвейн, – пояснила она. – Правда, безалкогольный. Но если смотреть «Восхождение Хоноса» под градусом, выйдет совсем тяжко.
– А что с ним?
Кэт, что смотрела в окно все это время и делала короткие затяжки, одну за другой, обернулась. Волосы ее вскружилась, как воланчик.
– Ты не знаешь его?
Я недоуменно пожал плечами и сделал пару шагов к бордовому креслу-подушке.
– Упаду сюда?
Кэт зажмурилась на секунду, что на ее языке, видимо, означало «да».
– Очень странно, конечно, – девушка стряхнула пепел в окно тонким пальцем. – Что Рина тебе не показала его. Может, подумала, что такое вам не понять…
– Давай, – я добавил щепотку самоиронии. – Добивай, чтоб я понял, что совсем отсталый… Что же, он настолько хорош?
Полли закончила возиться с глинтвейном и стала разливать его по стеклянным кружкам. Какое-то время я любовался дымящимися чашками, совершенно очарованный ее движениями и атмосферой, что минута за минутой создавалась в этой комнате.
– Не просто хорош, – поддакнула ответила Полли. – Я бы сказала, это второй Тарковский. Самородок, и причем знаешь откуда? Из нашего же вуза, тоже пилотом был. Только с ним кое-что случилось на летной практике… И, так скажем, здоровье его пошатнулось.