Поворот ушёл в сторону сильнее предыдущих, и машину повело круче, левее, на встречную. 140 км/час. Нет проблем же вернуться обратно, да ещё и с такой техникой: 300С силён на поворотах, резина только обкатанная, на ней в гонках можно участвовать. Чуть пройти поворот, и как раз вернуться на свою полосу. И, правда, как в гонках – оставить лишь малый зазор у левого края при повороте направо. И потом вернуться на свою полосу.
Два белых огня спереди. Фары. Прям впритык… Тормозить нет смысла – направо уже не вернёшься.
Ни капли нервов. Ни капли страха. Винсент просто мгновенно протрезвел. Разбиться – так разбиться. Не самая глупая смерть, какие бывают. И в любом случае он выбрал её. А значит стоит подтвердить это. Просто быть уверенным до конца. Ботинок лёг на педаль газа…
Он не очень осознал и совсем не мог вспомнить, как именно он объехал ту машину. Вроде слева от неё прям по кромке дороги, при том, что его ещё сильней занесло. Вроде не так. Эти все вроде… Вроде… Вроде…
И совсем не вроде, что он жив. Жив, и его даже не задело.
Винсент взглянул на удаляющуюся машину в зеркале заднего вида и сказал. Первый раз в жизни он сказал это После, а не До: «В другой день».
Кэтрин не до конца понимала, что вообще происходит с этим щенком – он просто не хотел есть. Он не делал ничего особенного: не стонал, не скулил, не гавкал – он просто не ел. И смотрел на неё. Своими добрыми карими глазами, просящими помощи. От неё.
Она уже связалась с несколькими лучшими ветеринарами в городе. Потом со своим отцом, который связался уже с лучшими ветеринарами, известными только узкому кругу лиц, где одних денег недостаточно, чтобы получить помощь. И потом анализы. И потом снова консультации. И новые анализы.
И всё говорило об одном – собака полностью здорова. Об этом говорили все и всё… Только не одно «но». Его глаза. Кэтрин видела в них смерть. Да, она была молодой, но всё же журналисткой, которая побывала много где, и много чего видела. Смерть нельзя с чем-то спутать, смерть везде одинакова. И сейчас эта смерть сидела внутри этого зверя и смеялась над ней.
Ей надо было что-то делать. Это странное «что-то». Что-то ещё, когда всё уже сделано. Когда все и сказали, что ничего делать не надо.
Она хотела поговорить с Густавом. Её картина счастья с ним была под угрозой. Он ей доверился. Доверил этого щенка, который просто перестал есть на второй день.