Пьер, помолчав, сказал, что он был переименован [?] в полковники. Ему одинаково не хотелось сказать неправду и не хотелось сказать свой чин, боясь, что это заставит его товарищей расспрашивать его дальше. Но известие, что Пьер был полковник, было принято поручиком и всеми очень просто. Ему не поверили.
– Что ж, надо вас поместить, – сказал поручик. – Мусье! – крикнул он часовому, глядевшему в дверь. – Ла ли пур мусье офисье.
– C’est bon, c’est bon. Le caporal va venir,>199 – отвечал часовой.
– Платон! Соколик! – крикнул поручик, обращаясь к одному из солдат, окруживших их. – Ты барину устрой переночевать где. А уж у них вытребую кровать и сонник. Ведь не собаки же.
– Что ж, мы барина у себя пригородим, – отвечал приятно-ласковый голос. – В тесноте, да не в обиде.
Пьер оглянулся на голос и увидал среднего роста человека в солдатской шинели и лаптях, круглыми, добрыми глазами смотревшего на Пьера.
– Милости просим, соколик, милости просим, – проговорил этот человек и легким, быстрым шагом пошел в солдатское отделение. Через несколько минут, в продолжение которых Пьер продолжал рассказывать свои похождения и в особенности казнь, поразившую>200 всех слушателей, солдат с круглыми глазами вернулся и поставил перед Пьером деревянную чашку с похлебкой и ложкой. Пьер рассказывал казнь и все молча слушали. Солдат с круглыми глазами тоже остановился против Пьера.
* № 258 (рук. № 96. T. IV, ч. 1, гл. XII).>201
< – Да за что их расстреляли? – спросил один молодой офицер.
– Они прочли конфирмацию, – отвечал Пьер, сам взволнованный своим рассказом. – Комиссия судила.
– Судили? – вдруг сказал солдат с круглыми глазами. – Кто судил-то, где суд, там и неправда, старички говаривали, а вот покушай-ко наших щец: с голоду Малашке и Алашки всласть, – сказал он, и круглая улыбка просияла на его лице, и полукруги ярких, белых зубов выкатились из-за его губ.
Все засмеялись.
– Куфарка-то наша какова! Ай да Соколик! – послышались голоса.
Пьер тоже засмеялся, глядя на доброе лицо солдата, и взялся за ложку.
Он был голоден и с наслаждением стал есть похлебку, во время еды глядя на солдата с веселым лицом, стоявшего над ним.>