Поэтому я не в силах исходить из общего научного понятия о душе, чтобы вывести из него понятие о понимании. Я должен идти обратным путем: описывать душевные проявления, вроде понимания, чтобы однажды дойти до описания их источника. И это очень важная цель – понять и познать собственную душу.
Последнее предполагает, что сейчас я её не знаю. Настолько не знаю, что даже не вправе утверждать, что понимание действительно является душевной способностью. Это лишь мое предчувствие, которое еще требует доказательства.
Тем не менее, я исхожу из него. У меня нет только научного знания о душе, но бытовое знание себя у меня, как и у любого живого человека, есть. И оно говорит: понимание не может принадлежать телу. Оно принадлежит тому, что болит и мучается, когда меня не понимают. Пусть не напрямую, пусть как часть чего-то, что принадлежит душе, например, разуму, но все же это предмет психологии.
Я даже скажу больше: если мы задумаемся о различиях теоретической и прикладной психологии, то душа окажется главным судьей и действующим лицом всех наших усилий. Вся битва прикладной психологии идет именно за неё. Точнее за то, чтобы душа получила то, что хочет, и была счастлива.
Если задача теоретической или академической психологии – получение знаний, то для прикладной – главное, чтобы все в моей жизни было по душе. Соответствие жизни с душевными требованиями ощущается счастьем.
Что такое счастье, вопрос не просто сложный, но и неоднозначный. Очевидно, потому, что говорит о разных предметах. Знаменитое Фаустовское: остановись мгновенье, ты прекрасно! – это тоже одно из определений и пониманий счастья.
Не стоит читать толковые или психологические словари, они в этом деле не помощники. Гораздо ценнее то, что каждый сам знает, когда он счастлив или был счастлив.
Мы видим счастье, как лучшие времена своей жизни по сравнению с плохими временами. В этом смысле понимание счастья сближается с его историческим и языковедческим пониманием, которое скрыто в самом слове: с частью. То есть с долей, с уделом или наделом, то есть с правом иметь часть общего блага или общей добычи, которая выпала на долю племени или семьи.
В те опасные и голодные времена, когда от куска пищи могла зависеть жизнь целого рода, оказаться с частью добычи было счастьем. Сейчас, когда жизнь изменилась и стала спокойной и сытой, понятие счастья изменилось. Но в основе своей оно прежнее. И оно связано с лучшей жизнью и жизнью вообще.