Он поднял на меня глаза.
– Бутьте осторожны, Фрэнк, – сказал он. – Столько аварий случается именно в День памяти. Я бы не хотел, чтобы с вами что-то произошло. У тебя вся жизнь впереди.
Я пожал ему руку и поблагодарил, а перед тем как уйти, взял его на руки и помог занять более удобное положение на подушках: он был настолько слаб и невесом, что не мог двигаться самостоятельно, а мне не составляло труда переместить его.
– Вы, наверное, должны помыть руки, – напомнил он, когда мы закончили.
Я так и поступил. Открыв кран над раковиной, позволил воде и хирургическому мылу обволакивать мои ладони, запястья, оголенные предплечья и локти. Как приятно было чувствовать прикосновения воды.
Он остановил меня снова, когда я уже оказался у дверей палаты.
– Если когда вы вернетесь, мы не пересечемся, – объявил он, – хочу сказать спасибо за все, что вы для меня сделали.
– Не беспокойся, мы еще с тобой увидимся.
– Без обид, – отвечал он на мои слова, – но надеюсь, что нет.
Утром во вторник, когда я открыл дверь в его палату, я почувствовал это. Я знал, что мне предстоит обнаружить. На кровати можно было разглядеть фигуру человека. Далеко за окном наполненные солнечным светом и легким ветром раскачивались и клонились из стороны в сторону тополя. Когда дверь хлопнула, человек сел и повернулся ко мне: молодой, кровь с молоком, красивые черты лица и встревоженный взгляд карих глаз, словно внезапно его пробудили от глубокого сна.
– Прошу прощения, – проронил я, уставившись на него, – должно быть, я ошибся дверью.