– Да, все жали мне руку и говорили спасибо, Лев Николаевич.
– А ты готовил завтрак, обед и ужин?
– Да, обед и ужин, а завтрак нет.
– Почему?
– Я просыпал на завтрак…
– Лева, а тайну тяжело хранить?
– Тяжело. А когда расскажешь кому-нибудь – легче.
– А какие девочки тебе нравятся? Беленькие или черненькие? Может, та, с длинной косой?
– Я про косу не помню. А какой у нее был рюкзак?
– Лева, почему ты не выучил урок?
– Мария Степановна, вы меня обычно не спрашиваете, вот я и подумал, не спросите же…
– Лева, составь предложение со словом «лето».
– Вот и снова прошло такое короткое лето.
– Лева, ты далеко?
– В туалет, Мария Степановна, я не хотел вас беспокоить…
Слово, которое не произнес, и молчаливый мне ответ – оба услышали: он потянулся ко мне.
Я не мог его предать.
И помочь – не могу.
Сейчас его уведет высокая женщина с грубыми руками.
Он опустил голову.
А поднял лицо, мокрое от слез, впору тоже было зареветь.
Она смилостивилась; или помучить напоследок?
Позволила нам еще, совсем немного.
…в сон приходил сын, не успевший увидеть свет.
На цыпочках сидит человеческий клубочек, светлые кудряшки, пальчики тянет потрогать синенький цветок…
Крик новорожденного – лишили теплого гнездышка…
И на бюст сильный пол смотрит, может, невольно, первый рефлекс детства – грудь матери…
Детей любим – свое прошлое…
Тянется к затонированному окну лимузина, шумно дышит на стекло и пальчиком, по запотевшему – каляки. А девочка, по снегу бокового стекла, пальчиком тоже, сердечко – оно улыбается и глазки…
Громко и шумно:
– Ой!
– Что с тобой?
– Влюблена!
И хохочут обе.
У калитки мальчуган, отцовские сапоги, плащ до земли.
Шаркает подошвами, догоняет, встает на пути и, глядя в сторону, простуженно хрипит:
– Ты сто без сапки? Потерял сапку, да?
– Ты меня любишь? Тогда поцелуй в лобик.
Тянет губы к ее лбу.
– Да нет, в другой лобик. Где мама целует и говорит люблю.
И опускает… трусики!
Мальчик покраснел.
– Так ты меня не любишь?
Восемь с половиной им.
На двоих.
– Мама Инга говорит, что она артистка. Наверно врет…
– А ты кем хочешь стать?
– Я тоже хочу быть артистом. Но мама говорит, что только через ее труп…
Бежит, ранец шаркает асфальт.
Трудно на крыльцо, запнулась.
– Куда спешишь?
– За вами. Меня лифт одну не везет. Я легкая, – и обида в глазах на этот плохой лифт.
В автобусе яблоку негде…
А кто-то обнимает… ногу?