– Резвый ты. Похвально. Я офицер Вэйрад Леонель. Прибыл по поручению генерала Фирдеса Отсенберда. Вот приказ, – протянул изогнутую бумажку Вэйрад.
– Приветствую. Ближе к сути. У меня караул, если вы не заметили. Что передать, кому передать, когда…
– Стой, салага, не так быстро. Я не за этим, – перебил солдата Леонель. – В батальоне сейчас насчитывается тысяча солдат? Верно?
– Так точно, господин офицер.
– Так вот. Мне надо разузнать о каждом солдате. Желательно о каждом. Мне нужны абсолютно все рапорты здешних офицеров и все досье солдат ранга выше рядового. И как можно скорее.
– Но… не знаю даже, могу ли я отдать рапорты первому попавшемуся офицеру… Да и займёт это не менее суток… или даже, может быть, двух… – задумался недоумевающий солдат.
– Мне нужно срочно и сегодня! В течение двух часов – не больше. Я знаю: это не должно стать проблемой. Более того, это задание, от скорости выполнения которого будет зависеть исход грядущей битвы! А если ты не понимаешь, то объясню: от исхода этой грядущей битвы будет зависеть исход всей войны. Всего, мать твою, государства! Всех твоих родных и тебя самого! Значит, не нужно мне тут препираться, салага! Выполнять приказ, – грозно обрушился на информатора офицер.
– Так точно… – неуверенно сказал окончательно испугавшийся юнец.
В ожидании информатора Вэйрад обошёл весь лагерь. Настроение в рядах было никаким. Прямо-таки никаким: ни хорошим, ни боевым, ни грустным, ни отчаянным – просто никаким.
Как-то к нему даже пристал один выпивший солдат, по невнятным словам которого можно было сделать очевидное умозаключение: его невеста изменяет ему с каким-то торгашом, пока тот, как он сам выразился, подыхает на фронте за гроши, каждодневно видя кровь товарищей. Однако по какой-то причине он посчитал в этом деле виноватым случайно мимо проходившего Леонеля и накинулся с кулаками. Ни единого удара не было произведено, как подобает, – он избивал воздух, наверно полагая, что колотит офицера. Даже не ясно, что хуже. Вскоре Вэйраду наскучили его пыхтения, и он благородно ударил коленом по его пузу, что тот свалился без сознания.
– Прости, брат. Но в армии не место слезам. Хоть я тебя и понимаю, – попрощался с беднягой Леонель, похлопав по плечу, пока тот в сомнительной позе лежал на земле, упершись мордой в гравий.