– У вас больше нет аллергии?
– Нет, – согласно кивнула я.
– Тогда почему вы носите с собой «Эпипен»?
– Старая привычка.
Он снова, уже более рассеянно, спросил, и я поняла, что его мысли были где-то в другом месте.
– Значит, вы можете себе представить, какова его жизнь?
– Могу.
Действительно, мне мама часто делала уколы в ногу. Я слышала, как она говорила по телефону друзьям о том, что боится уйти на работу и оставить меня дома, боится, что я останусь одна и умру.
Взгляд Бена метался в разные стороны, что-то кричащее было в его глазах.
– Это ужасно, – сказал он, снова впадая в меланхолию, – Наблюдать, как страдает твой ребенок. Опасаться за жизни близких.
В нерешительности он держал визитку в руках, а я встала, чтобы уйти. Ничто не мешало мне написать Филиппу, чтобы тот заехал за мной, но я решила вызвать Uber, чтобы мне не пришлось объяснять, почему я была в больнице, а не в продуктовом магазине.
– С вами все в порядке? – спросила я.
Бен посмотрел на меня.
– Да, я в порядке, – ответил он, хотя явно не был. – Спасибо, Шарлотта.
Я махнула рукой:
– Правда, в этом нет ничего такого.
– Еще как есть, – сказал он. – Спасибо.
– Пожалуйста, Бен.
Май 2016 года, прошлое
Канзас-сити, штат Миссури
Я секунду подержала визитку Филиппа в руках, прежде чем попросить водителя ехать на юг по магистрали I-29. Я могла бы закинуть ее в сумку к стопке визиток, которые у меня накопились за годы – бесполезная дыра, собирающая пыль и забытые мечты – но что-то в визитке Филиппа и в нем самом зацепило меня. Он был забавным и еще странным. Он не был похож ни на кого из тех, кого я встречала раньше.
Тем вечером я забралась в кровать со своим верным пультом от телевизора и стопкой работ по английской литературе. Я уже давно простила себе свою одержимость запойными просмотрами Netflix, но у меня не было никакого настроения для того, чтобы смотреть на хромающего в кадре Хью Лори с его бесчувственным женоненавистничеством.
Я переключала каналы и, остановившись на вечерних новостях, начала просматривать эссе Роберта Бейкера о «Заводном апельсине». Я комментировала работу красной ручкой, а голоса теледикторов сливались в монотонное бормотание. Но это пока я не услышала его голос. От знакомого акцента у меня встали дыбом волосики на руках, и я подняла взгляд. Направив пульт на телевизор, я увеличила громкость. Это был он, Филипп Стаффорд, а его имя только что промелькнуло на экране.