– Хотел убедиться, что у нее действительно те украшения, о которых я думаю.
– Зачем?
– Ты не понимаешь, какую опасность они представляют. От них нужно избавиться.
– Я сам разберусь, что нужно, – зло бросил Никита. – Держись подальше от Яны, понял?
Отец вдруг посмотрел на него, и Никите показалось, что во взгляде его мелькнуло нечто вроде интереса.
– Кто она тебе? – спросил отец.
Никита отвернулся, беря себя в руки. Похоже, он перегнул палку с эмоциями, если уж даже отец заинтересовался. Следует сдерживать себя.
– Она моя студентка.
Не говорить же ему, что Яна – девушка, в которую он едва ли не впервые в жизни и совершенно точно впервые во взрослой жизни влюбился как мальчишка. Будто это ему девятнадцать, а не ей.
– Ты влюблен в нее? – предсказуемо догадался отец. И откуда только такая проницательность у душевнобольного человека, двадцать лет проведшего взаперти?
– К делу это не относится, – отрезал Никита.
Он думал, что отец продолжит настаивать на правдивом ответе, но тот не стал.
– Тебе нужно присматривать за ней, – только и сказал он. – Пока у нее эти украшения. Она не должна загадывать желания.
– Яна – умная и адекватная девушка, она прекрасно знает, что делать этого не стоит.
– Ты не понимаешь, – отец вдруг наклонился к нему ближе, настойчиво заглядывая в глаза: такие же светло-карие, ореховые, как и у него самого. – Бывают ситуации, когда не загадать желание нельзя.
– И что ты мне предлагаешь? – внезапно вспылил Никита. – Отобрать у нее украшения и спрятать?
Отец снова отвернулся, и Никита почувствовал, как стало легче дышать.
– Как ты узнал ее адрес? Откуда вообще ты про нее узнал?
– Я многое о тебе знаю, – признался отец. – Ты мой сын. И мне важно знать, что происходит в твоей жизни.
Теперь Никита был удивлен не на шутку. Двадцать лет отец ни о чем его не спрашивал, даже не разговаривал с ним. Игнорировал, когда Никита навещал его, молчал в ответ на вопросы. И вдруг выясняется, что он каким-то образом узнавал о его жизни.
– Как? – задал он не слишком точный вопрос, но отец понял.
– Мария Афанасьевна, – сказал он.
Мария Афанасьевна была их соседкой по лестничной площадке столько, сколько Никита себя помнил, и он точно знал, что она жила там задолго до его рождения. Сейчас ей было уже за восемьдесят, а когда они были маленькими, ей было около шестидесяти. Она всегда была одинокой. Кажется, ее муж умер еще в восьмидесятых, детей они не нажили, так она и куковала одна. Никита смутно помнил, как в детстве она угощала их конфетами, иногда даже присматривала за ними, если мама ненадолго отлучалась. Сейчас тоже порой заглядывала, если ей требовалась какая-то небольшая помощь. Но совершенно точно Никита не вел с ней откровенных бесед, которые она могла бы передавать отцу.