Итак, Бодлер обвинялся в отображении действительности; то есть он был реалистом – этим словечком заклеймили вперемешку и картины Курбе, и роман Флобера, и поэзию Бодлера. Правда, Бодлер после государственного переворота 2 декабря 1851 года от реалистов отошел, хотя по-прежнему числился среди них; его портрет 1847 года кисти Курбе (музей Фабра в Монпелье) виден и в углу полотна 1855 года Мастерская художника (музей Орсе). Зародившись в богемных кругах, реализм «противостоял классицизму», утверждал Пинар, иными словами – был врагом установленного порядка: это новшество не только попирало эстетические нормы, но и подрывало устои буржуазного общества.
Незадолго до суда над Цветами зла в безнравственности был обвинен роман Госпожа Бовари. Произведение, лишенное морального предостережения, реалистично; его автор изображает действительность, не беря на себя роль судьи и обвинителя. Флобер был оправдан, поскольку за ним стояла его добропорядочная буржуазная семья. С Бодлером вышло иначе: его адвокат не решился даже упомянуть, что отчим поэта, недавно умерший генерал Опик, занимал в годы империи видные должности посла и сенатора, а до того в 1848 году был начальником Политехнической школы.
Итак, были осуждены стихотворения из Цветов зла, признанные реалистическими, и в особенности те, что затрагивали любовные отношения между женщинами. Причиной наибольшего скандала был Лесбос, но и извращенный, склонный к садизму Эрос – каким он предстает в Слишком веселой: строки «Твоими новыми устами / Завороженный, как мечтами, / В них яд извергну мой, сестра!»[14] – были возмутительны.
Но и другая сторона бодлеровского реализма шокировала первых благонамеренных читателей не меньше – та, что открывается в стихотворении Падаль, которое долгое время оставалось знаковым для многих читателей Цветов зла:
И солнце эту гниль палило с небосвода,
Чтобы останки сжечь дотла,
Чтоб слитое в одном великая Природа
Разъединенным приняла.
И в небо щерились уже куски скелета,
Большим подобные цветам.
От смрада на лугу, в душистом зное лета,
Едва не стало дурно вам. [15] Имея в виду подобные строки, Сент-Бёв упрекал Бодлера в «петраркизации ужасного»; долгое время на переменах тайком от учителя школяры читали их друг дружке наизусть, а Бодлер и не помышлял об изучении своих стихов в школе.