– Ага! А теперь стоит, изверг, вишь, наблюдает. И как не боится? Вот обрушит наш батюшка Перун свой гнев на него, поразит окаянного своей молоньей, тогда будет знать, как батюшку, защитника нашего обижать! – Михна посмотрел с ненавистью в сторону Киевского князя.
– Эх, где теперь наш Перунюшка горемычный! – тяжело вздохнул Родион.
– Родька! Не рви душу! Наш батюшка где-то уже на порогах каменных мечется, а то и с камнем на шее лежит, где нито.
Тут Родион вдруг громко захохотал, даже не захохотал, а заржал, как жеребец.
– Ты чего, Родька, головой повредился?
– Михна! А нашего Перуна-те тоже окрестили! Видал, как окунули в Днепр?
– Мать честна! А ведь и правда! – и они, не боясь греха, заржали в две глотки, обрадованные, что батюшка Перун теперь, как и они, окрещён.
Великий князь Киевский Владимир Святославич стоял на крутояре недалеко от крепостной стены в красивом кафтане расшитом золотым узорочьем. Глядя на людей, которых плетями загоняли в воду не жалея ни старых, ни малых, праздничное настроение у Владимира быстро улетучилось. Вместо благости, обещанной священниками князю, его одолела кручина. Словно не крещение на реке происходит, а степняки налетели и угоняют в полон всех людей русских. Великий князь стоял с непокрытой головой, как положено перед греческим Богом и спокойно наблюдал за крещением народа, великим деянием для Киева и всея Руси.
Своё многочисленное семейство князь, по возвращении в Киев, собрал вместе и митрополит Иларион окрестил их в источнике, навсегда получившем название Крещатик. Сейчас они стояли рядом с князем, только княгиня Олова уехала с сыном Вышеславом в Новгород. Княгиня знала, что её сыну этот город назначен в удел и ей захотелось посмотреть, где им придётся жить.
– Позри! – сказала Мальфрида, обращаясь к Рогнеде, и подняла руку, вытянув указательный палец в сторону берега, заполненного полуголыми людьми, – как в Купальскую ночь, все в одних исподних рубахах, без портков.
– Ночью-то не видно, а тут же днём…, срамно смотреть, – сказала Рогнеда.
– Нашему муженьку не срамно, ему, что ночь, что
день – нет никаких запретов.
Князь слушал и чуть заметно одним уголком губ усмехался. Княгиня-гречанка, бывшая супруга убитого по приказу Владимира брата Ярополка, с сыном Святополком стояла от него в отдалении. В отличие от остальных жён Владимир у неё никогда не появлялся в опочивальне, а взял в жёны, только потому, чтобы сохранить за собой киевский стол, иначе он бы отошёл сыну Ярополка, как законному наследнику.