Головы селян, и так-то не шибко ясные, расправой этой легкой совсем затуманило. У старосты одного досада в душонке мелочной шевельнулась. Не из-за коня людей к дому Решки он повел. Дура девка, одну ночку просил у нее староста, была б посговорчивее – жила бы еще, вреда от нее и впрямь никому не было.
***
– Ты, морда боярская, на меня не смотри. Провинился перед царем-батюшкой, теперь ответ и держи! Да кабы не я, так и не было б тебя уж на белом свете! Другой бы мне в ножки кланялся, да до смерти благодарным ходил, а ты морду воротишь.
Говорил то воевода Продот, а глаза его черные все бегали, как жуки навозные, и Стеш не верил ни единому слову его. Стеш знал, что Продот и душу бы продал, коли б купца нашел, да купца не было, как, и товара самого. Не один Стеш воеводе ни на грош не верил, а, почитай, весь город знал, что тот на руку не чист и прогнил насквозь, как пень на болоте. На беду случилось так, что вместе они с воеводой мед пили, да во хмелю Стеш сболтнул, что дочка царская не в первый раз его в опочивальню к себе зазывает. Продот сам на то нагретое место метил, да Стеш у него поперек горла стоял, ровно кость рыбья.
Рослый да удалый, Стеш был красотой, силой да умом наделен болей, чем кто другой в столице. Сердце его доброе да нрав веселый привораживали девиц крепче, чем привороты любые. Девки столичные, одна другой краше, по нему ночами вздыхали, от любви сохли, в подушки плакали, а Стеш нет-нет, да и приголубит какую, что ему больше по сердцу. Стеш от окна к окну ходил уж давненько, а много кому это не нравилось. Женихи отверженные злыми глазами глядели, опять же родители девок недовольны, что он в окошки лазит, а жениться ни на ком не хочет. Стали они на Стеша наговаривать: то в клятвоотступничестве его обвинят, то в краже, да мало ли кто что придумает, а только с их жалоб большой беды не было, царь Стешу верил.
Тогда донес кто-то, что Стеш заговор против царя и наследницы его готовит, тут уж царь простить не мог, такое без наказания оставить – так потом каждый людей на бунт подбивать станет. Вот и привели Стеша пред очи царские, а Продот за спиной у царя стоит да на ушко ему и нашептывает. Стеш и уверился, что Продот сам расстарался, донос на него состряпал. Обвинение нешуточное, делать теперь Стешу нечего, царь-батюшка серчает, едва в острог Стеш не перебрался, к заплечных дел мастерам. Уже и в темницу Стеша волокли, а Продот тут за спиной у царя шипит, будто змей: