А метель к вечеру стала словно бы стихать. Уже не так грозно свистел ветер, не так больно колол летящий снег. Серая пелена туч истончилась, порвалась, и сквозь прорехи стало видно желтовато-оранжевое предзакатное небо. Ялат остановился возле крупного валуна, привалился к нему плечом и осел в сугроб. Оксана нехотя остановилась рядом.
– П-пошли, – пробормотала она непослушными губами,– нельзя останавливаться.
Ялат даже не пошевелился. Оксана развернулась, сделала несколько шагов вперёд, прочь от Ялата – не было ни сил, ни желания поднимать его. В душе её боролись две мысли. Одна билась в голове: дойти до жилья, согреться, выжить. Вторая – нельзя бросать Ялата на верную смерть. Девочка остановилась вновь, глаза её слезились и на ресницах тут же застывали ледяные капельки. На западе сквозь прореху в облачности вдруг выглянул солнечный луч, озолотил ледяные просторы, и Оксана вдруг обнаружила, что теперь она знает, куда ей идти – далеко внизу поднимались над степью дымки от печных труб – там был Кокташ. Но до него было невероятно далеко.
«Не дойду», – мрачно поняла Оксана и повернулась назад, на запад, к замершему под камнем Ялату. Солнечный луч, запутавшийся у девочки в обледенелых ресницах вспыхнул разноцветной радугой, и, затмевая всё вокруг, перед Оксаной взмахнула крыльями радужная бабочка, сотканная из тонких переплетений лучей и радужных чешуек. А сквозь полупрозрачные крылья бабочки стал виден мчащийся прямо к Оксане огромный рыжий кот.
«Такого не бывает» – подумала Оксана и присела рядом с Ялатом, сжавшись в комок. Глаза её закрылись, и радужная бабочка потухла.
Тёплые волны качали Оксану – вверх, вниз. Вверх, вниз. Плавно и мягко. Удивительное чувство свободы и невесомости. Открывать глаза совсем не хотелось. Хотелось нежиться в этих мягких волнах, перебирать пальцами тёплые струи и качаться, качаться, качаться. Однако сознание постепенно возвращалось к девочке. Она уже слышала мерный гул и потрескивание огня, чувствовала сытный запах тушёных грибов, и тёплая вода, струящаяся у неё сквозь пальцы вдруг обратилась в тёплый мохнатый плед. Медленно, словно ленивец, до Оксаны дополз вопрос: «Откуда тут плед?»
Оксана разлепила глаза. Вокруг был полумрак пещеры, освещаемый костром, расположенным недалеко от входа. За пещерой была ясная и морозная ночь – в арке входа сверкали колючие звёздочки, и в пещеру заползал снежный сугроб, наметённый ветром. Возле костра, боком к Оксане, сидел мальчик лет тринадцати-четырнадцати в лёгкой светло-коричневой куртке, расшитой оранжевым узором. Мальчик смотрел в костёр, так что Оксане хорошо было видно его лицо – подвижное, задумчивое и серьёзное. Русые волосы длинной чёлкой свисали почти до глаз, широкие брови нахмурены, крупный нос, выразительные губы. Его нельзя было назвать красивым – в рекламе его сниматься уж точно никто не пригласил бы, – но живость его мимики, выразительность опушённых ресницами глаз, делали его внешность весьма приятной. Оксана принялась рассматривать одежду незнакомца. Узоры на его куртке и на коричневых штанах напоминали связанные в единую сеть завитушки и закругления. В узоре читались и звери – олени, лошади, барсы, и даже мамонты,– и растения, и стихии – волны, рябь, языки пламени. На ногах мальчика были чёрные кожаные сапожки.