Близ Лахты крепко сел на мель корабль.
Рвал ветер парус. Царь спасал матросов.
А в вышине кричал от ран журавль
И вниз срывался – на кресты погостов.
Был это знак – недобрый, роковой,
Но царь не слышал журавлиный клёкот.
Не грянуть бы стихии штормовой!
В волнах звучал заупокойный рокот.
По пояс стоя в ледяной воде —
Другим она по горло, царь всех выше, —
Не думал он о собственной судьбе,
Что был упрямым – говорить излишне.
Спасал и судно он, и рыбаков,
Царь-мореплаватель, царь-просветитель,
Как Русь, увязшую во тьме веков:
Он царь, от бед насущных избавитель.
Но подвиг царский станет, как стрела
Для уязвимой пятки Ахиллеса.
И в январе вскричат колокола
Над Петербургом, над Невой и лесом.
Вскричат, что Богу отдал душу царь,
Боровшийся, как мог, с любой стихией.
На колокольне завопит звонарь,
И гул пойдёт по взмыленной России.
И ждал событий дрогнувший народ.
И разошлись во мнении вельможи.
Куда идти Отечеству? Вперёд?