Позже я не раз сталкивалась с таким отношением к заключенным, помощь в данном случае вовсе не означает сочувствие, просто некоторые люди делают хорошо свою работу. А некоторые плохо, и это отражает их личное отношение к своим обязанностям, а отношение к задержанным всегда одно и то же – полное равнодушие.
Через час, а может, полтора – время было никак не отследить – принесли и просунули в окошко пластиковую упаковку с чем-то теплым, похожим на еду, но практически несъедобным. В вязкой коричневой жиже, изображавшей, по-видимому, мясную подливу, плавали макароны, и все это стремительно остывало, отчего становилось совсем уж непригодным в пищу студнем. «Так, теперь мне не так уж катастрофически холодно, зато теперь мне голодно», – пыталась подшутить я надо собой. И тут же признала, что эта еда, по крайней мере, подается горячей, просто она не такая, как я привыкла. Вероятно, какие-то люди и на воле едят что-то подобное, просто я об этом не знаю, не вращалась в подобном обществе. А здесь, если быть реально голодной, то есть готовой поглощать все без разбору, запивая холодной водой, а не привычным горячим чаем, вполне можно голод утолить. Зато есть возможность оценить прежние излишества – не просто стремление выбрать, что бы такого повкуснее съесть, а еще и время потратить на то, чтобы это приготовить.
Так что все это мелочи, а вот оно, самое страшное испытание – мне одиноко. Я предоставлена сама себе в этой камере, в целом в этой борьбе за выживание, нет никакой поддержки прямо сейчас, и это очень непривычно. Я полностью изолирована, совсем-совсем одна. Просто даже звуки, изредка доносящиеся извне: смех и разговоры проходящих мимо дверей охранников, скрежет ключей и скрип открываемых по соседству дверей, грохот от случайно упавшего на каменный пол подноса – все это воспринимается как признаки существующей где-то рядом жизни, хотя и смежной, но настоящей. И неизвестно, сколько такое состояние продлится, никто не собирается снабжать меня информацией. Я не та фигура здесь, которую надо уведомлять, что со мной будет и когда, посадили – вот и сиди, сказали чего-то ждать – вот и жди, а чего ожидать – не моего ума дело. А главное, никто ведь и не знает ничего, представители власти исполняют свои узконаправленные инструкции.