– Дай бог не последнюю!
– Выпивает с напёрсток – и снова к плите.
Пока готовится закуска, Егор Гаврилович вспоминает, как Степан, женившийся без родительского разрешения, приехал к нему в деревню.
Мы со сватом Гришкой за четвертью сидели. Смотрю, заходят двое. Стёпа вот так прошел по комнате, а она на пороге осталась. Думаю, что ж это к нам за девчонка приехала?
Клава в это время хлопочет над плитой, будто не обращает внимания на рассказ свекра, но при малейшей его неточности, смеясь, поправляет Егора Гавриловича. В шутливую перебранку вступает Степан, дополняет сказанное отцом, повторяя, что любит правду. Но последнее слово все равно за Егором Гавриловичем. Он даже приподнимается со стула:
– Я вас спросил: любите друг друга? Любите. Хорошо. Тогда живите. У меня двор, у меня скот, птица. Мы – всё.
Егор Гаврилович плюет в ладонь, а другой так прихлопывает плевок, что брызги попадают в глаза Степану.
– Мать-перемать!..
Минута замешательства, но вновь сноха оказывается на месте:
– Пап, садись в угол на своё место. Все садитесь. Закуска готова.
Всё начинается сначала.
– Повторить!
– На том свете не выпьешь!
– Пей до дна, ещё будет одна!
Уставшая Клава, никем не замечаемая, стоит в стороне, грустно поглядывает на веселящихся мужчин, на меня, томящегося очередной пьянкой. У меня плохи дела в техникуме. По математике уже получил несколько неудов. Однажды даже написали обо мне в курсовой стенгазете, как о двоечнике. Запустил я математику с её корнями, тангенсами-котангенсами.
Мне становится невыносимо тоскливо и стыдно. Жаль маму, с трудом содержащую меня в городе, жаль Клаву, постоянно хлопочущую возле стола выпивох. Жалко самого себя. Я выскакиваю из комнаты. На вопрос Степана – куда я? – бормочу что-то невнятное, забиваюсь в сарай. Слезы душат меня…
– Вот ты где, милейший! – окликает меня так не кстати появившийся Степан.
Он почти силой выводит меня из сарая и водворяет за стол, где Егор Гаврилович уже пододвигает мне «штрафной».
– Не надо ему, – вступается сестра. – Мальчишка ведь.
По маленькой, по маленькой, чем поят лошадей!
– Последняя. Всё. Баста. Нету больше. Шабаш, – режет воздух нетвердой рукой хозяин квартиры.
– Да уж и хватит, – встрепенулась кума, заспешив из-за стола.
– Раз нету выпить – нечего было и собираться, – хмурится Егор Гаврилович.