Пока жизнь привратников полным ходом налаживалась, Зора Астраловна с нескрываемой задумчивостью перебирала кое-что ни попадя из числа своих несметных сокровищ. Пособляла ей в этом занятии ее камеристка и компаньонка по имени Шаккалю, способная легко а и как нечего делать ворочать кофры и саквояжи с баулами своими разительно шалыми ручищами. Начало тому занятию положила россыпь амулетов, испещренных загадочными письменами, кодами и рунами и большей частью имевших вид продырявленных медальонов а ля Калиостро, потому что именно такая форма позволяла пропускать сквозь них незначительные предметы с целью колдовского воздействия на их то внешнюю видимость, а то и внутреннюю сущность если что. Мадам поводила над ними руками, то ли творя ворожбу, как это могло кое кому-нибудь показаться, то ли попросту и без излишне серьезных намерений провозбуждая в тактильной памяти ощущения, воспронимающие до кончиков пальцы и положительно подтягивающиеся за ощупыванием рельефной гравировки.
Затем последовала россыпь самоцветов как полудрагоценного, так и драгоценного достоинства, каковое различие таяло перед дарованным всем им поровну предрасположением к чувственным до волшебства эффектам воздействия, причем у каждого в своем роде в полном согласии с зодиакальной привязкой. Хотя среди них и попадались натуральные камни, в основном это были синтетические кристаллы, притом взращенные алхимагами Ордена глобальеров одним одинаково затейливым образом вокруг крупиц зеркальной амальгамы, затаенных в их кристальных сердцевинах и так сообщающих им помимо обычной способности светопреломления неотъемлемо присущее зеркалам свойство отображать в обманчивом удвоении единственно сущее окружающее. Так что каждый из бесподобных кристаллов являл собой миниатюрное зеркало мира, преисполненного и преображенного игрой преломленного света.
Усладившись перебором камней, самоудовлетворенная мадам Зора велела Шаккалю подать ей чудесную нефритовую шкатулку а-ля Сен-Жермен, где сохранялась обычно коллекция ее самоцветов, чтобы собственноручно уложить их все без разбору в нее обратно. Шкатулка, сама по себе примечательная, когда-то была изготовлена в лучших традициях тибетского индастриала вполне возможно и самыми непальскими, что на есть, камнерезами с выполнением на всех ее гранях резных изображений сакрально-мистических опознаков. Тут присутствовали: скрюченный в священной муке индусский уроборос Шеша, не без всепроникающего змеевидства стилизованный под Тойфелеву башню арабский Алиф, пронзенный стрелой и зажавший в жадной пасти яблоко всезнания Калиостровский опять и снова змей, и, наконец, египтянский коптанх-ниломер, усложненный навороченной формой строенного Т, а еще увенчанный нимбом и сплошь увитый змейками Клеопатры. Весь этот змеюшник впоследствии был контрастно дополнен уже умельцами-глобальерами, двусторонне вытравившими модерновый всеобраз Мандельброта, как на крышке, так и на днище шкатулки.