По пути они почти никого не встретили. В окнах жилых корпусов мелькали тени. Наверное, сейчас как раз время ужина, подумал Элвуд. Горстка темнокожих мальчишек, поравнявшись с ними на бетонной тропинке, почтительно поприветствовала Блейкли, а на Элвуда не обратила никакого внимания.
Блейкли рассказал, что работает в этой школе уже одиннадцать лет, «с самых лютых времен и по сей день». Он пояснил, что в стенах школы действует своя философия, по которой удел мальчиков зависит от них самих и все отдано им на откуп.
– Это вы тут за все в ответе, – сказал Блейкли. – И за обжиг каждого кирпичика, и за бетонные дорожки, и за газон. Неплохо получилось, как видишь. – Дальше он пояснил, что труд сбивает с воспитанников спесь, а еще дает возможность приобрести навыки, которые можно использовать после выпуска. Рассказал, что в местной типографии печатают всевозможные документы, какие только требуются флоридскому правительству, от положений о налогах и строительных норм до парковочных талонов. – Научись всему этому, отвечай за свои поступки – и эти знания пригодятся тебе до конца твоих дней!
Каждый должен ходить на уроки, сообщил Блейкли, и это обязательно. Пускай в других учреждениях не всегда уделяется внимание балансу между исправлением и образованием, но администрация Никеля тщательно следит за тем, чтобы воспитанники не отставали в учебе. Занятия в классе ежедневно перемежаются с трудовыми обязанностями. В воскресенье – выходной.
Выражение лица Элвуда переменилось, и воспитатель это заметил.
– А ты что же, другого ожидал?
– Я в этом году собирался пойти в колледж, – признался Элвуд. На дворе стоял октябрь, самый разгар осеннего семестра.
– Обсуди это дело с мистером Гудэллом, – посоветовал Блейкли. – Он преподает у старших ребят. Уверен, что-нибудь да придумаете. – Он улыбнулся. – Ты в поле работал когда-нибудь? – уточнил воспитатель.
В собственности Никеля был участок в тысячу четыреста акров, и на нем чего только не выращивали: лаймы, батат, арбузы.
– Я-то сам вырос на ферме, – добавил Блейкли. – Но мальчишки эти… Многие из них отродясь ни о чем не пеклись.
– Да, сэр, – отозвался Элвуд. Под рубашкой ему что-то мешалось – наверное, бирка – и неприятно царапало шею.
Блейкли остановился.
– Если знаешь, когда сказать «да, сэр!» – а лучше это говорить всегда, – точно не пропадешь, сынок. – Он сообщил, что знаком с Элвудовой «ситуацией», смягчив неприятный эвфемизм своей добродушной интонацией. – Многие тут переступили границу дозволенного. Вот им и представилась возможность переосмыслить свое житье, взяться за ум.