Но когда вместо четвёртой стены я увидел решётку, какие бывают только в тюрьмах, я соскочил с кровати, как ужаленный, и сердце заколотилось. Да так неудачно соскочил, что ногой стянул на пол половину одеяла.
– Вот чёрт! – испугался я, схватившись на решётку: – Вот же чёрт!
Я начал трясти её, надеясь как-нибудь открыть. Но решётку вмонтировали крепко, не сдвинешь. Поискал глазами дверь, никакой двери в решётке не было. Только маленькое окошко, через которое заключённым подают еду. Я подвигал его, но оно тоже оказалось запертым.
Зато другая дверь была внутри самой камеры в углу напротив, белая-белая, и с круглой блестящей ручкой.
«– Странно, – думаю: – если меня здесь заперли, значит, рассчитывают, что я не сбегу. К чему тогда дверь? Фокусы какие-то!»
Понимая прекрасно, что это никак не может быть выход, все-таки решил проверить, что там. Оказалось, ничего особенного. Обыкновенная уборная с душем, раковиной и унитазом. На стене на маленьких металлических крючках висели два белых полотенца. На полу маленькое круглое отверстие для стока воды и битый в куски кафель. По такому на босу ногу не ходи, подошвы в кровь изрежешь. Впрочем, надо сказать, обо мне позаботились, сланцы оставили.
Да какие, к чёрту, сланцы, о чём это я?! Тут другое. Захлопнув дверь, вернулся к решётке. Насколько мог я сунул лицо между прутьями. Посмотрел влево, вправо. Был длинный коридор как по ту, так и по другую сторону, но никого. А напротив – серая глухая стена.
– Эй!
– Э-э-э-эй! – отозвалось эхо.
– Кто-нибудь! – снова позвал я и, вытянув вперёд руку, посигналил, будто хотел поймать такси.
– …нибудь… уть.
Мои крики не сразу, но возымели успех: на шум явился неизвестный. Или тюремный надзиратель, или ещё кто, одним словом, субъект. Шёл он, не торопясь, посохом держа метлу. Стук её черенка доносился ещё с конца коридора. Было ему не больше пятидесяти. Невысокий, чуть полноват. Чисто выбрит, одет аккуратно.
– А, батюшка, проснулись! Доброго утречка! Как спалось? – говорил субъект сладко и так мягко, будто перед ним маленький ребёнок.
Я обиделся на такую любезность. Да и как не обижаться, подумайте! Похитили, засунули в клетку и изображают, будто так и положено.
– Где я? – грубо спросил я.
– Изволите видеть, – нисколько не оскорбляясь и очень вежливо говорил субъект, пальцем приподняв фуражку со лба: – в исправительной колонии.