Отряд ехал, молча – каждый думал о своём. Чтобы как-то поднять настроение у новобранцев, комиссар запел:
«Смело мы в бой пойдём
За власть Советов,
И, как один, умрём
В борьбе за это!…»
Задорной песни не получилось, но обстановка немного оживилась. Бойцы заводили между собой разговоры,
делились своими мыслями, соображениями. Кое-где раздавался смех – это мужики травили анекдоты, рассказывали байки. Больше всех в этом преуспел Голышенко Василий – мужчина средних лет, невысокого роста, худощавый, с подвижными весёлыми глазами:
«Приходит молодой казак к отцу.
– Батько, дай мэни з пулэмэта постриляты!
– Ой, сынку, а зможешь?
– Змогу, батько!
– Ну-ка, покажи!
…Короткая очередь, все куры во дворе лежат, только перья оседают.
– Добре, сынку, добре… А гранату кынути можешь?
– Могу, батько!
– На вот, кидай в сортир!
…Взрыв, доски в воздух, дерьмо по кустам…
– Добре, сынку, добре… А то бы мамка нам с тобой дала за курей!»
Бойцы дружно хохочут. Комиссар, проезжая мимо верхом на коне, довольно усмехнулся: «Отошли мужики, значит, все будет нормально…»
На станцию Кавказская отряд прибыл, когда там полным ходом шла погрузка в эшелон. Быстро получив оружие и патроны, ловлинцы разместились в вагоне-теплушке. На радость бойцам в теплушке стояла печь «буржуйка». Изрядно продрогшие в дороге, они, собрав между рельсов обломки досок, поленья дров, растопили печь. Вокруг буржуйки сразу же образовался плотный круг – каждый стремился сесть поближе и отогреться после долгой дороги.
Эшелон тронулся. Немного отогревшись, бойцы тихо разговаривали между собой, курили самосад. В дальнем углу кто-то запел:
«…Может завтра в чистом поле
Кто-нибудь, друзья, из нас,
Между мертвых, полумертвых,
Будет ждать последний час…»
До Екатеринодара эшелон не доехал – остановился на станции Усть-Лабинская. От командования армии большевиков поступило указание выгрузиться здесь и ускоренным маршем идти к железной дороге у станции Выселки. Там намечались тяжёлые бои с войсками генерала Корнилова, быстро наступающими со стороны Тихорецкой.