– Но никогда мы, – уверен в этом теперь я, – не можем его ни осязать, ни даже представить из тех цифр сложных и многим непонятных сложных с интегралами математических формул, по которым его рассчитывают на сверхмощных суперкомпьютерах, так как всё это за пределами нашего обыденного сознания и оно всё то за пределами всего нашего земного восприятия, так как нет у нас того особого детектора, нет у нас с Вами той особой внутренней антенны, которая могла это осязать и еще, чтобы нам всё то ощущать. А уж всё то что мы именно сейчас не осязаем и, что мы сейчас не ощущаем, мы обоснованно считаем, что его и как бы нет вокруг нас самих.
– А так ли это?
– Может и нас, и наших мыслей кто-то сегодня не осязает и кто-то не ощущает их? А оно ведь есть и именно они ложатся в эти длинные строки и эти многие страницы повести и даже романа о нём об Алексее Ваямретыл, одном и единственном верном и преданном своему хозяину камчатском самурае!
– Может и эти наши волнения, и все наши сегодняшние, и прошлые переживания кому-то покажутся такими еще ничтожными. Как ничтожен для нас самих и этот призрачный, и не ощутимый для всех нас бозон Хигса, который является, – теперь мы знаем это достоверно, – основой всего, в том числе и является он основой меня самого.
– Но если я не буду этого знать, насколько же изменится моя жизнь и изменится ли тогда моё всё мироощущение?
– И насколько изменится всё моё мироощущение если кого-то не будут волновать мои сегодняшние волнения и все мои огорчения?…
– В этом многомиллионном, в этом многомиллиардном миру, нас так много и я, и мои мысли, и сам ход моих ощущений не всегда важен, и не всегда он существенен в жизни другого земного человека, даже живущего рядом на одной улице, даже живущего в одном этом многоквартирном доме…
Часто только слышу я у подъезда или на лестничной клетке:
– Здравствуйте! – и чуть грустный взгляд ответившего на твое приветствие.
– А что за ним за этим взглядом кроется: интерес к тебе как к человеку страдающему, сострадание как к человеку еще и переживающему, или некий даже материальный интерес, чтобы я занял ему немного до его зарплаты ?
Так и наша долгая, и его нашего Алексея Ваямретыла быстрая камчатская жизнь, преданного и верного своему хозяину самурая, сколько её не режь на составные части, сколько тщательно не препарируй её и как не анализируй её, ни на ста, ни на двести, ни на триста, и даже на той тысяче страниц убористого текста или даже в десяти толстых моих томах ведь нельзя её полно нам узнать и сам я это понимаю что не возможно просто её его ту жизнь вместить в этот убористый текст, так как не стоят наши благие поступки и все наши намерения даже одной слезы младенца, кажется давным-давно сказал об этом один восточный мудрец…