И, вероятно, всё же только затем, оставшись в нашей также довольно часто флюктуирующей памяти и, оставшись в тех не видимых нервных клеточках его еще маленького и ничего не понимающего о земной жизни и жизни творца-отца его сына Александра, которые их соединили и это естественно навсегда, делая всех нас и одним племенем, и затем уже тем самым Великим Российским народом, теперь уже не зависимо от того, где ты сам сегодня живешь – далеко ли на этом кем-то, забытом Камчатском полуострове – на этом краю Тихого океана на берегу буты Скрытой, залива Корфа в совсем теперь маленьком но бережно восстановленном после катастрофического землетрясения 21 апреля 2006 года селе Тиличики или может быть ты живешь в самом центре России и в таком плодородном Нечерноземье, здесь вот в самом Липецке или даже, в том же знаменитом героическом нашем Курске, где тогда, когда и тебя не было, была в 1943 такая кровопролитная знаменитая и историческая Курская битва, или может быть ты просто живешь в Тамбове, или почти в миллионном в том же самом Воронеже, или в таком древнем и еще намоленном-славянском Смоленске или ты распластался на землицей этой политой кровью русичей здесь на Куликовом просторном русском поле, а может быть, и живешь ты в маленькой подмосковной затерявшейся где-то в лесу совсем старой деревеньке Жолобово Рузского района, а может быть и в самом таком давно всеми нами намоленном месте, как исторический подмосковный Сергиев Посад – нынешний центр нашего Великого Российского Православия и средоточия всего Русского Христианства, где буквально несколько дней назад я еще 22 января 2012 года где я молился тем его не тленным мощам Сергия Радонежского, величие и земная слава, которого перешагнула в глубину самого Времени многие века, сохранив нетленными его божественные мощи, говоря с нами из того многим из нас далекого не так как сегодня не просвещенного может быть средневековья, чтобы вот так до самой острой боли в сердце и, сегодня тревожить моё изболевшееся за шестьдесят лет сердце, чтобы буквально за живое трогать душу мою, одновременно заставив её так еще нежно трепетать, а может быть, и одновременно спрашивая у меня, что же для души то своей сделал я за эти свои почти шестьдесят-то лет…
И, мне тогда, и именно там в подмосковном Сергиев Посаде подумалось, что ведь надо ведь именно в этом отпуске дописать это, давно начатое эссе о нём, о простом человеке о земном, о человеке таком простом – об Алексее Ваямретыле, истинном верном и преданном своему хозяину самурае, человеке с таким открытым сердцем и еще с такой чистой, открытой для всех нас душой. Что надо, ведь мне всё вспомнить и поделиться с людьми тем, о чём знаю только я, а еще рассказать людям, как же он все эти годы жил, что его так по-настоящему и тревожило здесь на камчатской земле…