И символично, что в истории мы знаем и помним еще имена Александр Македонский, Александр Суворов…., мой дядя Кайда Александр… Да, сколько их было знаменитых и не очень, смелых и трусливых, находчивых и отважных Александров, и таких для нашей истории великих, и не очень… все они когда-то жили…, все они когда-то страстно любили…, все они так как и он еще, и искренне здесь на землице нашей страдали…
– Да, разве же я экстрасенс? – спросил бы только теперь я себя.
– Да, разве я всевидящий? – повторил бы свой вопрос я.
– Да, разве я сам Творец и разве я сам Всевышний? Ведь я и не сам Господь Бог – Иисус Христос! И я не их корякский здешний божественный всевидящий и всё знающий ворон Кутх! – вот так говорю искренне сегодня я.
– Нет же, ни в коем случае! – продолжаю я свой диалог.
Но я понимал, что и альбом прижизненных фотографий его отца, сделанный мною в его память, и эта вот совсем такая не большая книга ему посвященная, будут, вероятно, лучшими нашими земными памятниками, которые мы с еще живым его лучшим другом Димой могли бы поставить не только на месте его кремации на возвышенности, обозначенной геодезистами, как здешняя высота 444, но и в душе его еще такого маленького и такого может быть не смышленого трехлетнего сына Александра. И вновь, мы видим в этом трехзначном числе высоты этот ритуальной сопки только уже три четверки, всё поглощающие три четверки, две его и одна Димы друга его, и они так здесь соединились, так как и Дима, когда-либо затем, отделившись от своего тела, будет наблюдать оттуда свысока за всеми нами, как мы медленно несем на своих плечах его младшего друга, чтобы ни о чем земном не думая, легко его предать всепоглощающему пламени нашей быстротечной земной жизни на этом костре из зеленого кедрача, символизирующего только нашу беспокойную и по-земному насыщенную жизнь….
А мы ведь сейчас, озабоченно печемся и радеем о той хрупкой душе его трехлетнего сына Александра, которому еще так много и, так тяжело надо трудиться, и столько ведь надо трудиться в этом, меняющемся вокруг нас мире. Ему еще ведь учиться и, необходимо долго и напряженно работать, а еще созрев и возмужав страстно любить и так по-земному, вместе с нами страдать по его отцу. И ведь, как и его отцу, Алексею Ваямретылу надо, прежде всего, как и тому японскому так преданному своему хозяину самураю ему научиться ежедневно напряженно и упорно трудиться, познавать нашу жизнь во всех её проявлениях, понимать и воспринимать весь окружающий мир именно таким, какой он есть вокруг нас, не пытаясь уже свершить того, что нам земным людям никак не по силам, не пытаться осуществить и достичь того, что как-бы выше наших земных человеческих возможностей, вероятно давно еще с нашего рождения, преопределенных для нас самим Провидением, а может и великим только нашим Господом Богом – Иисусом Христом. И, только следуя его вечным заповедям, и только трудясь над душой своею можно нам достичь земного может быть того особого самурайского просветления и осознания своей роли, и своего особого и единственного для нас самих места на этой такой круглой Земле.