Чего только не делали исследователи с тем полотном, о чём только не спорили, и наконец, его подвергли еще и рентгеновскому исследованию в 60-е годы ХХ столетия. И им, открылась поразительная вещь: действительно под верхним слоем краски обнаружился более ранний вариант картины (вероятно 1636 года), на котором золотой дождь все же присутствовал (!), и это было так удивительно, так как показывало нам, потомкам его сам мыслительный временной путь, которым шел вдумчивый художник, пишущи не один и не два года своё неповторимое полотно. Это открытие ученым ясно говорило и еще, показывало нам о его размышлении и о его том его личном, выборе в процессе самой работы над полотном. В окончательном варианте на его месте художник всё же изобразил золотое свечение, что вероятно то же самое. И то, и другое золото в смысловом корне своём слова. По мнению искусствоведа Сергея Андронова, Рембрандт запечатлел момент не самой их встречи, а прощания невероятно, разгоряченной Данаи с богом – Зевсом, когда божество уже, как бы за пределами той тоже позолоченной рамки картины и уже, как бы тихо покидает спальню царевны: стихия прошла, осталось только её сияние.
Это как и мой, и твой сон тот юнцовский, когда хочется еще и еще раз его по воле своей видеть, а он как-то и не приходит в нужную к тебе минутку. Твой сон – это одно, а действительность – она всегда чуточку обыденнее. Она в чем-то даже нас иногда разочаровывает, так как наяву всё, вероятно чуть приземлённое и даже немного прозаичнее.
А, что если и супрематичный «Черный квадрат» супрематиста Казимира Малевича. если не читать мои такие долгие о нём рассуждения, а взять нам всём и его подвергнуть мне тому всё видящему коротковолновому рентгеновскому излучению и даже, другому ультрафиолетовому излучению или, даже другим его видам, пусть и ультрафиолетовому, показывающему ту картину в иной волновой спектральной рампе. Что же мы тогда и там, увидим под толстыми слоями черной-пречерной краски и в её многочисленном своими трещинами кракелюре, образовавшемся это уж я ясно, понимаю от самого времени, от всей временной сухости, от самой нашей изменчивой истории, впитавшей такие вселенские события и, поглотившей не один миллион людей и не только в нашей стране, и не только моего свободолюбивого половского племени?