– А в чём тогда их доктрины различны между собой?
– Да, пожалуй, только в обрядах и таинствах и в том, как их осуществлять. В основном спорят между собой о таинстве евхаристии.
В разговоре Люсьен непроизвольно брал в руки то одну, то другую книгу из тех, что лежали рядом с ним на диване. Очевидно, что это были издания тех самых «Исповеданий», о которых он рассказывал. Господин Якоб, по-прежнему наполовину прикрыв глаза, возлежал на своем месте. Неискушённому взгляду могло показаться, что он просто дремлет. Однако по почти неуловимым движениям его лица можно было понять, что он не только внимательно слушает собеседника, но и о чём-то думает. Спустя минуту-другую он, словно размышляя вслух вымолвил:
– М-да, в мире существуют десятки языков и в каждом тысячи слов, которые произносятся каждый день в разных уголках. Однако всего несколько латинских слов, сложенных в простейшую мозаику, оказались способны перевернуть всё вверх дном. Тебе так не кажется, Люсьен?
– Ну что вы, господин Якоб, это всего лишь слова, ничего не значащие звуки, обращённые в буквы, которые могут сложиться так или этак. Всё в мире будет идти своим чередом, не важно с ними или без них.
– Не скажи, мой дорогой, не скажи. Каждое слово имеет не только смысл, но и силу, которая может влиять на способность людей мыслить. А некоторые слова, сложенные вместе, в определенный момент возрастают по силе своего воздействия тысячекратно. Как ты думаешь, чем закончится вся эта катавасия с лютеранскими исповеданиями?
– Чем? А чем всегда заканчивались истории с ересями? Сначала Рим будет решать эти вопросы миром, а если не получится, то за дело возьмется Святой трибунал>11 и сделает своё дело. Может быть что-то изменится, что-то забудется. Но люди все равно будут верить в Бога и ходить в свои храмы. Все образуется.
– Пожалуй, Люсьен, ты прав. На все воля Бога.
Карета, увлекаемая резвыми лошадьми, неслась по дороге. Леммель возлегал на своем диване, отделанном пурпурной парчой, так же было отделано и всё внутреннее убранство кареты. Позади него, чуть повыше головы, гордо сиял его вензель. Витиеватый рисунок с латинской буквой Б по середине, вышитый золотом на пурпурной обивке. Сам хозяин кареты со своего места его не видел. Зато у гостя, сидящего напротив него, этот вензель все время находился перед глазами напоминанием того, кто здесь главный.