Я будто бы от страха подтянула к животу ноги, обхватив колени.
Громила пророкотал ещё что-то, причём я готова была поклясться, что поняла слово «женщина» и говорил он обо мне, только не ко мне обращался. В ответ прозвучал явно виноватый голос Траган, сидевшей на коленях рядом со мной – именно она, кажется, придерживала меня за плечо. Но в сторону этой дряни я не смотрела: если выживу, я ей всё припомню. Выжить бы.
Незнакомец наклонился, сгрёб меня за шиворот и потянул, поднимая на ноги. Пальцем подцепил подбородок, вынуждая запрокинуть голову, приблизил лицо к моему. Острый треугольный коготь впился в нежную кожу, заставив судорожно сглотнуть. Да что ж это за зверюга-то такая? У женщин подобных «украшений» на пальцах нет!
Вблизи мужчина производил ещё более угрожающее впечатление. Густые тёмные брови сурово хмурились, а взгляд норовил прожечь дырку в моём черепе. Ноздри хищно раздувались, словно он принюхивался.
Зараза. Я бы посмотрела, чем от него пахло бы сначала после прогулки под палящим солнцем, а потом ещё неизвестно какой дороги в непонятных условиях.
Он опять что-то пророкотал, а я, гневно прижимая уши, процедила сквозь зубы:
– Руки убрал, урод.
Кончик ножа, незаметно вынутого из сапога, уткнулся ему в живот, слегка царапая кожу.
В остроте лезвия и собственной решимости я не сомневалась, а вот в здравомыслии здоровяка – очень даже, потому что отреагировал он странно. Слегка качнулся вперёд, едва не накалываясь на нож и одновременно вынуждая меня уцепиться за первую попавшуюся опору, которой оказался мужской пояс. Оружие я отдёрнула рефлекторно, от неожиданности, но всё равно всей своей сутью почувствовала пролитую кровь.
На короткое мгновение стало по-настоящему страшно. Подумалось, что этот гигант легко, без колебаний может свернуть мне шею, я же со своим ножом вряд ли сумею причинить ему какой-то вред. Для моей магии требуется время, это же не пламя боевиков, а в остальном – слишком неравны силы. Да и оружие остальное у меня забрали, оставив только вот этот нож. И с тем же успехом можно тыкать эту тушу столовой вилкой, он разве что почешется в ответ.
– Шайса, – проговорил дикарь, вдруг оскалившись в улыбке.
Именно оскалившись – уж очень острые у него оказались клыки. И я нутром ощутила: этим словом назвали меня.