Конечно, ӧссеане не вернутся! Зачем?
Им это уже не нужно.
Дело сделано».
– Ты должен бороться, Боб! – резко выпалил он. – Это не твое личное решение, пойми!
Но, произнося эти слова, он уже осознавал горькую иронию ситуации. Даже если бы он каким-то чудом выбил из Роберта Трэвиса хоть каплю упорства, решение уже не будет личным. Приказ ӧссеан заменит приказ Лукаса Хильдебрандта. Неужели можно одолжить кому-то свою волю как носовой платок?
Каждый должен пробиваться сам.
Трэвис уткнулся лицом в ладони.
– Может, все не дойдет… до крайности? – пискнул он.
Его голос звучал неестественно высоко.
– И не надейся. Ты должен оборвать все прямо сейчас. Без жалости.
Трэвис не отвечал. Лукас с невольным ужасом смотрел, как его пальцы сползают по лицу. Сползают по губам.
Вдруг Трэвис резко засунул их в рот.
И начал дико сосать. В то же время по его лицу разливался румянец; может, он и не мог остановиться, но все же в нем оставались крупицы вменяемости, чтобы осознать, что делает. Пытаясь скрыть все это, он наклонялся головой к столу. Лукаса передернуло. «Эти желтые пальцы, – думал он. – Как он справляется с такими ногтями? Непоследовательно, Лус, – ты утверждаешь, что нужно оборвать все прямо сейчас, но не останавливаешь его. Ты не хочешь бороться с фигурой с такой сильной инерцией – то-то и оно! Чисто прагматически ты надеешься, что после с ним будет проще обходиться.
Рё Аккӱтликс!
Это адски тяжело».
Трэвис неожиданно пришел в себя. Отер рукавом пот со лба и с усилием встал.
– И все равно странно, правда? – Он с грустью рассмеялся и обслюнявленной рукой схватил Лукаса за локоть. – Они… они… они видят в этом жертву, – затараторил он. – Я бы сказал, это почетно. Они так это воспринимают, правда? Но… но мне так страшно. – Его глаза резко метнулись к стене у двери. – Думаешь… думаешь… думаешь, они правда хотят, чтобы я… Может… может, хватило бы, если бы я… – Трэвис замолк в ужасе. – Если бы я отдал немного крови добровольно?
– Это лишь твои представления, – резко прикрикнул на него Лукас. – Послушай меня внимательно, Боб. Ни в коем случае не трогай мандалу.
Трэвис уставился на него. Он не осмелился с ним спорить, но несогласие душило его: он смотрел раненым, обиженным взглядом мальчика, которому родители только что сказали, что его любимая машинка – ржавое барахло на выброс. Губы Лукаса скривились.