Она чуть поотстала. День поскучнел: серая дымка наползла, окружила и скрыла голубой лоскуток неба, точно под крышкой, – и сразу влажным холодом дохнуло на землю. Наверное, пойдет снег. А пока все кругом так уныло, так серо! Одряхлел весь белый свет!
На пригорке, в начале красной тропинки, ее поджидали мужчины. Клиффорд обернулся.
– Не устала? – спросил он.
– Нет, что ты!
Все-таки она устала. К тому же в душе пробудилось непонятное досадливое томление и недовольство. Клиффорд ничего не заметил. Он вообще был глух и слеп к движениям души. А вот чужой мужчина понял все.
Да, вся жизнь, всё вокруг представлялось Конни дряхлым, а недовольство ее – древнее окрестных холмов.
Вот и дом. Клиффорд подъехал не к крыльцу, а с другой стороны – там пологий въезд. Проворно перебирая сильными руками, Клиффорд перекинул тело в домашнее низкое кресло-коляску. Конни помогла ему втащить омертвелые ноги.
Егерь стоял навытяжку и ждал, когда его отпустят. Внимательный взгляд его примечал каждую мелочь. Вот Конни подняла неподвижные ноги мужа, и Меллорс побледнел: ему стало страшно. Клиффорд, опершись на руки, поворачивался всем туловищем вслед за Конни к домашнему креслу. Да, Меллорс испугался.
– Спасибо за помощь, – небрежно бросил ему Клиффорд и покатил по коридору в сторону людской.
– Чем еще могу служить? – прозвучал бесстрастный голос егеря, такой иной раз прислышится во сне.
– Больше ничего не нужно. Всего доброго.
– Всего доброго, сэр!
– До свидания, Меллорс. Спасибо, что помогли… Надеюсь, было не очень тяжело, – обернувшись, проговорила Конни вслед егерю, – тот уже выходил.
На мгновение они встретились взглядами. Казалось, что-то пробудилось в Меллорсе, спала пелена отстраненности.
– Что вы! Совсем не тяжело! – быстро ответил он и тут же перешел на небрежный тягучий говорок: – Всего доброго, ваша милость!
За обедом Конни спросила:
– Кто у тебя егерем?
– Меллорс! Ты же его только что видела.
– Я не о том. Откуда он родом?
– Ниоткуда! В Тивершолле и вырос… кажется, в шахтерской семье.
– И сам в шахте работал?
– Нет, по-моему, при шахте, кузнецом. В забой сам не лазил. Он еще до войны два года здесь егерем служил, потом армия. Отец о нем всегда хорошо отзывался. Поэтому я и взял его снова егерем, сам-то он после войны пошел было снова кузнецом на шахту. Я полагаю, мне крупно повезло: найти в здешнем краю хорошего егеря почти невозможно. Ведь он еще и в людях должен толк знать.