На всякий случай.
Снова – пара легких движений рукой по юбке и кружеву, снова – поправить ленту и локоны, уже почти высохшие, снова – одернуть воротник, снять с него лохмотья паутины, вытереть пыльное пятно с носа Кармиль, рассмеяться – подбадривая себя, а не потому что здесь есть что-то смешное, – и шагнуть в гостиную. Рука в руке.
Если Амелия в детстве играла в сказки, представляя себя и сестру запертыми в заколдованном поместье принцессами в изгнании, то у Кармиль были иные игры. Участие в них было обязательным, хотели окружающие того или нет, потому что Кармиль предпочитала не чертоги собственного разума, а вполне реальные залы и коридоры и всех, кто в них обитал. Слуги, няни, учителя, гости, друзья матушки, собачки леди Алексианы, садовник и экономка, крестьяне, нанятые, чтобы почистить пруд, послы и, главное, семья, сестры и мать, – все они были участниками игры, если Кармиль задумывала поиграть.
В Эривэ редко бывали чужие, еще реже эти чужие знакомились с сестрами, поэтому Кармиль, заметив однажды, что с какого-то момента те полтора года, которые разделяли их с Амелией, сгладились, придумала себе развлечение. Так играют близнецы, нарочно называясь именами друг друга. Сестры же д'Альвело предпочитали до последнего не называть имен, ожидая, пока новые знакомые присмотрятся и сами сделают выводы.
Амелия была старше, но тише, с детской пухлостью щек, неуверенная в себе и робкая.
Кармиль к своим четырнадцати догнала ее в росте и начала обгонять, вытянулась, скулы ее заострились, делая лицо взрослее. Те, кто не знал принцесс лично, рисковал ошибиться, особенно если не имел смелости или наглости смотреть собеседнику в глаза.
Именно глаза Амелии выдавали ее – точнее, нечто особенное в них, нечто почти уродливое, похожее на колдовскую метку, оставленную злой волшебницей.
Но об этой особенности тоже мало кто знал. За восемь лет мелкие детали вроде родимых пятен, шрамов и прочих уродств неплохо выветриваются из памяти людей, особенно если ты никогда и не был им особенно интересен.
Поэтому, когда сестры вошли в гостиную, где сидели чужие, незнакомые – трое, две леди и загадочный лорд, – и одновременно присели в книксене, они молчали, скромно опустив взгляды в пол. Если бы кто-то стоял ближе к ним, пожалуй, он бы заметил, как у Кармиль дергается щека, а Амелия сжимает кулачок, нервничая от ожидания.