– Что? – опешил Гафур.
– Раздевайся, говорю. Надо убедиться, что ты не хворый, иначе нам всем крышка. В море бежать некуда, и корабль станет нашей могилой.
Раб покорно кивнул и, спрятавшись за нагромождением бочек, принялся стягивать прохудившуюся в нескольких местах тунику.
– Я осматриваю себя каждое утро! – зло ворчал он. – И за это время не чувствовал слабости. Потому и решил бежать с острова, пока не заболел.
Капитан невозмутимо пожал плечами.
– Пока сам не увижу, на судно не пущу. Повернись-ка спиной и подними руки. – Гафур снова подчинился. – И штаны спускай. Вдруг у тебя в паху бубон засел?
– Прямо здесь? На причале?
С корабля донесся смех, а бритоголовый изверг, казалось, искренне удивился.
– Разве ты не привык ходить голышом? Мне казалось, невольников приучают с детства.
– Я надеялся, что это время закончилось. – Краем глаза Гафур заметил, что за ним исподтишка наблюдала вся команда. А капитан, будь он неладен, несколько раз проверил каждую пядь кожи своего нового знакомого. И лишь затем отстал.
– Ну? – раб начал терять терпение. – Мы договорились?
Капитан почесал блестящую макушку и жестом показал на свой дромон:
– Разрешаю, – он отступил в сторону, пропуская Гафура вперед. – Тебе повезло, малец. Выкидывай, а лучше сожги свои тряпки и поднимайся. Мы скоро выходим: «Арзимат» не терпится попрыгать на волнах.
Беглец опешил.
– Ты назвал корабль именем проклятой богини?
– Она не наша богиня, а до имперских суеверий мне дела нет. Я верую в других богов.
И все же Гафура предернуло.
– Куда идет корабль?
– Такие вопросы, знаешь ли, надо задавать раньше. В Таргос.
– Это на севере?
– Ха, да весь чертов мир находится севернее Тара! – хохотнул капитан. – Мы идем в Гайенху, малец. Там правит красивая женщина, и нет рабов. Оттуда рукой подать до империи – солнечный Рикенаар, белокаменный Миссолен… Столичные модницы, небось, заждались наших шелков.
– Если там нет Магистрата и чумы, мне все подходит.
– Угу, – задумчиво кивнул капитан, глядя на удалявшихся солдат. – Как тебя звать?
– Гафур.
– Шевелись, Гафур. Но учти, что прохлаждаться я тебе не дам. Ставлю твой перстень, что уже этим вечером попросишься обратно на сушу. Да только пути назад не будет.
Гафур не спорил: на кону была его судьба. Он молча кивнул и медленно направился к кораблю, который должен был увезти его прямиком в новую жизнь – жизнь, в которой не было места ни страшным хворям жарких земель, ни надзирателям, стегавшим спины рабов плетьми, ни хозяевам, что распоряжались жизнями людей, точно жестокие боги.