А ты давно истаяла в молчанье…
Но Вы стояли в замке со свечами,
Я пил росу с предутренней травы…
Далёкий свет бессонными ночами
Мерцает нам животными лучами
Из янтаря – застывшего, увы…
Так мы разделены годов скалой,
Расплёсканной затянуты смолой
И, словно древней фауны комочки,
Едва ли сможем жить без янтаря…
Во сне мне не хватало декабря,
А для сонета не хватило строчки.
1992
***
Поезд чихнул – и в неведомом городе
Выплюнул нас на горячий перрон.
Крики носильщиков. Воздух, распоротый
Солнцем и криками. Стая ворон.
Рыжий трамвай, колее изменяющий
И догоняющий беглый состав:
Нас выручающий… – Нас окружающий
Жарким железом дверей. И, устав
От неизвестности, от устремлённости,
Видя, что наши вагоны пусты,
Я, отупев, поддаюсь обречённости
И заполняю пустые листы:
«Мысли сбиваются. Сны не сбываются.
Наши любимые любят других…»
Только под утро с трудом забываются
Крики ворон. Мёртвый город затих.
1992
***
Я запомнил название дикого города,
Что смеялся мне вслед гулким эхом шагов
И цеплялся за редкую белую бороду
Белой пылью искрошенных солнцем домов.
Это имя дышало в затихших автобусах
Шелковистым шуршаньем летучих мышей
И плескалось на дне мёртвой вмятины глобуса,
Что перцовка в стаканах живых алкашей.
Дул пронзительный ветер, срывая с них головы
И швыряя Великому Зверю к ногам.
Закатившихся глаз тяжеленное олово
Оплывало свечами безумным богам.
Я ушёл босиком, не почувствовав холода:
Кровь, добытая Зверем, прибавила сил…
Я забыл очертания этого города,
И название города тоже забыл.
1993
***
Этот город – как почка на ветке железной дороги.
Я в него соскользнул тёплой каплей грибного дождя,
И с прожаренных крыш невесёлые местные боги
Приглашали зайти, если к ним я стучался, бродя.
Я лениво слонялся над крышами и головами
В переходах прозрачней шампанских ночей октября.
Карандашный набросок, оброненный, видимо, Вами,
Неприметно белел на углу, где уснула заря.
Я барахтался вволю в коврах из кленовой кудели.
Я заглядывал в окна и шорохи слушал, прильнув.
Я Вас долго искал. Я нашёл Вас… Но в сонной метели
Обалдевший фонарь
наклонил свой желтеющий клюв —
И растаяли крыши, растаяли грустные боги,
В обезлюдевшем сне растворился забытый листок,
И с пригнувшейся ветки у пыльной грунтовой дороги
Я сорвавшейся каплей нырнул в придорожный песок.
1995
Когда мы дух переведём,
Мы обнаружим, что сбежали,