В это время на площадь въехала процессия шутовского Папы. Квазимодо с высоты своих носилок первым увидел девушку и с радостью понял, что она та самая цыганка, которую он недавно видел на улице. Его страшное лицо расплылось в широкой и искренней улыбке.
Девушка тем временем закончила фокусы с козой и запела песню на диковинном, неизвестном даже образованному Пьеру языке:
Un cofre de gran nqueza
Hallaron dentro un pilar,
Dentro del, nueuus banderas,
Con figuras de espantar
Она пела и широко улыбалась, а её изумрудные глаза сверкали в темноте, подобно звёздам.
Alarabes de caballo
Sin poderse menear,
Con espadas, у los cuellot,
Ballestas de buen echar…
Закончив петь, девушка пошла собирать плату. Она подходила к каждому зрителю, протягивала ему свой бубен, и он бросал туда несколько монеток.
Дошла очередь и до Гренгуара, но он не смог ничего заплатить.
– Простите, у меня совсем нет денег, – вздохнул поэт, смущённо отводя взгляд.
К счастью для него, внимание цыганки отвлёк Клод Фролло. Он наконец перестал прожигать плясунью ненавидящим взглядом и сразу же заметил Квазимодо. Лицо священника исказила злобная гримаса, и он поспешил к горбуну.
– Кто тебе разрешил участвовать в этом празднике? – накинулся он на воспитанника. – Ты понимаешь, что натворил? Ты выставил себя посмешищем перед всем городом, и меня, своего покровителя, тоже!
Радость на лице Квазимодо постепенно сменялась виноватым выражением.
– Простите меня, отец! – жалобно прошептал он, и по его щеке скатилась крупная слеза.
Фролло, не тронутый этим раскаянием, быстро сдернул с него тиару и мантию. Затем грубо вырвал из дрожащих рук посох и с силой сломал его об колено.
Горбун упал перед Клодом на колени, цепляясь за сутану и умоляя о прощении. Эта сцена возмутила добрую плясунью.
– Пожалуйста, не обижайте его, – попросила она, подходя поближе к Фролло. – Неужели вы не видите, как ему плохо!
Теперь даже участники процессии решили вступиться за своего развенчанного папу.
– Он же ничего не сделал! – кричали они. – Это всё Жак-чулочник, его и накажите! При чём тут бедный малый?
Но Клод не слушал их. Злобно зыркнув на цыганку, которая попыталась было в знак утешения погладить горбуна по плечу, он крепко взял Квазимодо за руку и повёл в сторону собора. Но, уходя всё дальше и дальше, он то и дело оглядывался на Эсмеральду, застывшую в осуждающей позе.